после этого она исчезла. Да, исчезла! Я заснул, обнимая её, а проснулся один. Конечно, я её искал. И конечно, не нашёл. У Маши, совсем малютки, в колыбельке я обнаружил тот непонятный предмет, который два дня назад так неудачно вручил тебе. Он был постоянно при дочери, пока ей не исполнилось десять, она клала его на ночь под подушку и даже разговаривала с ним. Для неё это был подарок от мамы, да я и сам так тогда думал. Иногда этот предмет вдруг начинал источать розовое сияние, я даже не могу передать словами, насколько это выглядело для меня чужим и странным. А для дочки нет: она смотрела на сияние, хлопала в ладоши и смеялась. А потом… я заметил что, Маша, проснувшись, иногда очень долго озирается по сторонам, как будто не понимает, где находится. Конечно, я очень испугался, и выкрал у неё это яйцо. Ей наплёл какую-то ерунду, что, мол, у неё случаются небольшие провалы в памяти – ерунда, у подростков это бывает! – и, очевидно, она сама куда-то запрятала мамину реликвию. Это ложь дала мне возможность провести комплексное обследование дочери, особо не пугая ребёнка, но, конечно, ничего, что могло бы объяснить её поведение, я не обнаружил. Предмет же оказался сплавом из неизвестных элементов с никак не проявляющими себя свойствами. Ладно. Эту штуковину Маша потом искала везде, где только можно: в квартире, во дворе, на улице… пока, наконец, два года назад мы не переехали на новое место, в этот город. И здесь, в этой квартире… Маша стала исчезать. Да, да! Мы могли с ней обедать, и она вдруг таяла у меня на глазах, а потом я обнаруживал её спящей в другой комнате, ничего не помнящей. У меня стало барахлить сердце, и я оказался в больнице. Буквально перед тем, как меня с приступом отвезли в реанимацию, я по какому-то наитию достал из тайника тот предмет и взял с собой на работу, потом мне рассказывали, что я, будучи уже без сознания, сжимал его в руке так сильно, что ладонь разжалась только после наркоза, на операционном столе. Когда тебя, спасителя, привели в мою палату, этот предмет в форме яйца снова был со мной, передали. И как только ты вышел, он начал гудеть и словно бы светиться изнутри. Тогда я и решился на эксперимент: вручить его в тебе в присутствии Маши. Зачем, почему я так решил – не знаю, как внушил кто-то. Остальное тебе известно.
Антон Григорьевич открыл глаза.
Егор устал слушать этот бубнёж, слова куда-то ускользали, смысл терялся в серой монотонности текста. Изо всех сил он придал лицу значительное, как ему казалось, выражение и произнёс:
– М-да… Дела.
Собеседник вздрогнул, словно бы не ожидал звука чужого голоса. Откашлялся, помотал головой, поднялся и ясно так проговорил, почти отчеканил:
– Завтра пойдёшь со мной в институт, с мамой и школой я договорюсь. Пора распутать этот мистический клубок, есть кое-какие идеи. Яйцо не забудь прихватить с собой.
И, уже повернувшись спиной к Егору, сквозь зубы процедил:
–
Чёртово зазеркалье.
Рассказ шестой. В святая святых
Научный центр с первого взгляда воображение Егора
