е подавленном настроении. Он развалился на сидении, рассеянно уставившись в никуда, и чем дальше, тем его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Крепкий, холеный, с усами, бородкой и копной длинных пепельных кудрей, он выглядел старше и представительнее товарища. Уже довольно долго он молчал, а если водитель пытался отвлечь его от тяжелых мыслей, цедил в ответ по пол слова сквозь зубы.
– Смотри мне, самоход не покалечь, – не удержался он после очередной рытвины. – На родине чинить его будет некому.
Водитель улыбнулся и ответил с заметным мягким выговором:
– Это не страшно. Ты же знаешь, я со всем справляюсь сам. И с машинами тоже… то есть, пардон… ох, в смысле не пардон, а прощения просим… в общем, с самоходами, – вконец запутавшись, водитель торопливо закончил. – Не беспокойтесь, светлый княжич, довезу вас в лучшем виде.
– И давно мы с тобой на вы? – удивился княжич.
– На родине, – водитель сделал особый упор на этом слове, – я всего лишь верный холоп своего господина. Веду себя сообразно.
– Калина, хватит издеваться, – сердито буркнул княжич и отвернулся.
Калина пожал плечами с самой невинной усмешкой. Но, взглянув на угрюмую гримасу своего спутника, нахмурился:
– Да не переживай ты так. Знаю я, как себя вести. Я зря, что ли, зубрил уклад? Я тебя не подведу.
– Надеюсь.
– Не надейся, Финист. Просто будь уверен.
Княжич прикрыл глаза, отвернулся, тяжело вздохнул и медленно выдохнул.
– Не волнуйся, – бодро проговорил Калина, бросив на товарища обеспокоенный взгляд. – Это я вроде как в гостях, а ты домой возвращаешься.
– Домой? Скажешь тоже… – княжич скривился и нервно покусал губы. – Домой… Худо мне там было, Калина. Так худо, что не описать. И думаю, вряд ли там что-нибудь изменилось с тех пор.
Калина покачал головой:
– Ошибаешься. Много чего изменилось. Твой отец одряхлел. Твои братья выросли…
– И моя мать умерла… Да, я помню, – княжич Финист печально покачал головой. – Я понимаю, что отец не вечен, что рано или поздно пришлось бы вернуться. Так что я не волнуюсь. Но и радоваться тут нечему. Если бы ты со мной не поехал, совсем тошно было бы.
– Я ж не могу бросить своего друга, с которым полсвета вместе исколесили, – улыбнулся голубоглазый Калина. – Только видит бог, на той половине света дороги были получше…
– Согласен, – кивнул княжич. – У нас, знаешь ли, просто смотрят на эти вещи. Если тебе надо, доберешься и по такой дороге. Если же не хочешь, значит, не очень-то и надо. К тому же наши самоходы не такие хрупкие, как этот…
Он снова примолк на полуслове и рассеянно уставился в окно.
– Финист, а ты мог не возвращаться?
– Не мог, – буркнул тот.
– Почему?
– Потому что пришел посольский вызов. Отец за десять лет меня ни разу не позвал. А тут засуетилось посольство, значит все серьезно. Скорее всего, отец болен и уже ни на что не в силах повлиять. Как я могу не вернуться? От моего желания больше ничего не зависит. Я наследник. На мне теперь родовые земли.
Калина неопределенно скривился:
– Грустно. Вот так разом со свободой распрощаться… Я бы не смог.
– У меня нет выбора, – спокойно ответил княжич Финист.
– А ты не преувеличиваешь? Что такого страшного произойдет с родовыми землями, если не ты, а какой-нибудь другой родич унаследует их?
Финист покачал головой:
– Еще чего! Если я отрекусь, родня перегрызется. Только кровавой смуты и внутриродовой розни мне не хватало.
– Так уж сразу и рознь? – недоверчиво рассмеялся Калина.
Княжич стал еще серьезнее и назидательно, с расстановкой проговорил:
– Неопределенность в наследных делах, Калина, чревата страшными последствиями. И не только для княжеской семьи. Все в княжестве должны твердо знать, что есть хозяин, который в нужное время придет, всех рассудит и все расставит по местам. Иначе люди теряют почву под ногами, и до беды недалеко.
– Не согласен! – твердо заявил Калина. – Кто бы ни приходил рассуживать, расставлять все по местам надо сразу, самим, а не по чьей-то указке.
Княжич хмыкнул:
– Мы с тобой, должно быть, о разном говорим. Лично я – о народе Невской Славии.
– Люди везде одинаковы, Финист.
– Люди? Отдельные люди пожалуй. А вот стаи человеческие сильно различаются. Особенно те, что по разные стороны Большой
