совсем обеспамятовал, Сёма, я же тебе уже объясняла. Моя бабка по матери, Юлю не признала потому, что она была внебрачная. Хотя с её отцом мать жила будто бы на законных основаниях. И после гибели отца в шахте мать запила, а через год простудилась и умерла от воспаления лёгких. Вот тогда моя бабка поехала к сестре моего отца, и с ней отдали Юлю в детдом. Тогда ей было полтора годика. Первое время чисто из жалости они брали её к себе по очереди. Один снимок, вот этот, – она указала на стол, – у них остался. Я взяла фото себе на память, а девочку куда-то увезли.
– Ну, и скажи, у кого, спрашивается, есть сердце: у твоей матери или у меня? Я свою дочь не бросаю, хочу ехать вместе с тобой и с ней. А ты теперь упираешься, как корова перед бойней. Твоя мамаша, мало того, что бросила тебя на бабку, удрав в город к южанину, да еще спилась.
– Я тебе не корова, Сёма, и не трогай покойницу! – произнесла она повышенным тоном.
– А что, разве неправду сказал? Почему-то я не запил! Ведь жизнь меня ломала покруче многих; срок отмотал, а всё такой же… Может, ты тоже запьёшь, если я укачу на край света? – насмешливо, с чувством превосходства и вместе с тем серьёзно спросил Семён, сверкая холодными глазами.
– Да, это правда, какой ты был, такой и остался! – сокрушённо качнула она головой.
Несмотря на своё традиционно грубое и ревнивое обращение с женой, он отдавал отчёт своим поступкам и вполне терпеливо сносил её порой справедливые замечания, а то и оскорбительные против него выпады. Вернее, он делал вид, что их не замечает, вот как сейчас:
– Валя, ты как нашла эту сестрёнку, так и забыла, что есть на свете я! Вот ты говоришь: поезжай сам, что же это получается, – продолжал рассудительным и спокойным тоном, но иногда возвышая его до твёрдой и раздражительной нотки, – что значит поезжай сам, а ты тут хахаля заведёшь? – Он злорадно просиял оттого, что его осенила такая своевременная догадка. И тут Семён, видя, что жена испугалась, вскочил с дивана, в устрашающей позе наклонился к ней, сидевшей на стуле перед столом. – А может, ты нарочно завела себе эту сестрёнку, чтобы мне запудрить глаза, ты и привела её, мол, полюбуйся, какая я добренькая и хорошая…
– Сёма, какой же ты ненормальный, извини, и не лечишься! Ну, какая у тебя безумная фантазия, дескать, я нашла причину не ехать? – и горестно, в досаде покачала головой.
– Ну, мы ещё посмотрим, кто из нас окажется прав! – запальчиво заговорил Семён, полный отчаяния. – Вот что, ступай с ней куда хочешь, а тут она жить не будет, без неё тесно!
– Так тебе же обещали скоро дать квартиру, когда же дадут? Я, наверное, быстрей получу, чем ты. Носишься со своим севером: и тут прозеваешь, и там с носом останешься…
Однако Семён, больше не слушая жену, продолжал твердить то, что за последнее время накипело у него на душе, а именно с появлением Юли Валентину словно подменили…
– Итак, значит, ты отказываешься
