Внизу над площадью висело тусклое оранжевое марево, и сквозь дрожащий, накатывающий знойными волнами воздух что–то медленно ползло по кругу, сверкая стальной чешуей; исчезало скользящими щупальцами за деревьями и домами, мерно дышало, гремело, гудело, скрежетало. Надо было сойти вниз по отвесному солнечному лучу, раствориться в пестрых бликах.
– Павел! Привет! Что ты здесь делаешь?
Дробящаяся от света, скользкая глубина глаз. Над верхней губой, запутавшись в черных волосиках, блестят капли пота.
– Здесь рядом моя школа.
– Помню… Илья что–то рассказывал.
Подняв голую руку, убрала прядь волос со лба.
– Ужасная жара. В конце–то августа.
– Как на Синае.
Фыркнула.
– Ты был там?
Тонкие ноздри раздулись, блеснули – и скрылись за алыми губами мелкие ровные зубы.
Стук, стук, стук. Гулко, резко, громко. Тише – она может услышать!
– Значит, из школы…
– Да.
– И как там, в школе?
– Ничего…
Неожиданно резко:
– Что стоять? Давай–ка лучше сядем.
И, не дождавшись ответа, свернула в маленький дворик, где в глубине палисада среди солнечных пятен, пробившихся сквозь плотную зеленую листву, виднелась скамейка.
Села первой, подтянула платье к загорелым коленям.
– Итак, вы с Илюшкой хорошо устроились. Один будет подшивать листочки в папки в каком–то министерстве, другой – набивать пустые головы заведомым враньем. Не понимаю. Неужели ты и впрямь думаешь, что от этого будет хоть какая–то польза? Илюшка – другое дело. Он ни о чем не может думать всерьез. Но ты?!
– Надо же кому – то служить… Кроме того – в аспирантуру меня не приняли.
– Ага! Неблагонадежен… И ты, подчинившись некоему чувству долга, пошел в народ?
– Я никуда не иду! И вообще…
Усмехнулась. Нагнувшись, зачертила тонким прутиком по земле. Я откинулся на спинку скамьи, глаза стремительно метнулись вбок. Я попытался отвести их, но они не послушались: там, совсем близко от меня, прикрытые только узкой полоской ткани, жили два белых, острых, нежных бутона с длинными розовыми пестиками. И если я чуть–чуть передвину голову вправо – я увижу их… Ну же, еще немного! В тусклой жаркой глубине светилось что–то слегка продолговатое и розовое, а на границе белого и розового кучерявился маленький жесткий черный волосок.
Она обернулась ко мне. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Отвела взгляд, с коротким смешком швырнула на землю прутик.
– Разморило?
– Немного.
– Надо идти. Тайное свиданье!
Встала, помедлила.
– Если будет настроение… позвони. Пока!
Исчезла за каменной тумбой ворот.
Дотронулся ладонью до скамьи. Здесь она сидела…
