пробирался через мост, держась обеими руками за шляпу. А до этого… Как? Разве было что–нибудь – до?.. Он засмеялся. По издрогшейся голодной Москве шествовал хлипкий недоучка–интеллигент с пайкой хлеба, зажатой в руке. Он наклонился. Тот – придвинувшись, ухватился за ручку кресла. Не слышу… Бога ради, громче! Что взамен, что вам надо от меня? И ответил сам, медленно, вслушиваясь в короткое, словно аукающееся слово: вам нужна моя память… память. Ведь так?
Их было двадцать четыре. Он видел сверху их шарообразные бритые головы, крутые затылки, спины, плотно обтянутые выгоревшими гимнастерками. Несмотря на отчаянные холода, никто не пропускал занятий – скрипели ручками, выкрикивали вопросы, устраивали диспуты, похожие, скорее, на кавалерийскую рубку… Во всем этом было столько наивной, чистосердечной жажды знаний, что он, привыкший к холодной изощренности прежнего студенчества, не мог удержаться от изумления. Значит, не все потеряно? Значит, он и вправду нужен здесь? Смущала только странная манера предельно схематизировать идеи; обрубая ветки, оставлять голый ствол. Существовали лишь противоположности в непримиримой борьбе друг с другом, мрак и свет вели последнюю решающую схватку за власть над миром… И однажды, не выдержав очередного прямолинейного огрубления, он обвинил их, атеистов, в возвращении к апокалиптическим фантазиям ранних христиан. На следующее занятие явилась лишь половина группы. Остальные во главе со старостой отправились в деканат, где обвинили его в контрреволюционной агитации. Положение было крайне серьезным, но ректор института, заслуженный профессор –историк, уважаемый и в их стане, сумел–таки отбить его. Это был хороший урок. Вернувшись в тот день домой, он решил уйти из института. Хватит подставлять шею под удар, второй раз не простится. Но, боже мой, если быть честным до конца, что же ему еще делать? Может ли он не думать о логосе Гераклита Эфесского, может ли не рассказывать о нем, даже если настали времена, когда убивают – за Слово? Значит, надо найти разумный компромисс, вести дальновидную игру… Надо всерьез проштудировать их вождей, научиться расправляться с ними их же оружием. Неужто ему это будет не по силам?
XIX
Дела на факультативе шли все хуже и хуже. Администрация проявляла к нему повышенный интерес: проверка следовала за проверкой, планы семинаров сокращались, заменялись, подвергались безжалостной вивисекции. Выискивались с величайшим искусством и тщанием причины для переноса или вовсе полной отмены занятий. В отчаянии я бился за каждый сантиметр своих позиций, но с чем большим упорством защищался, тем мощнее следовал ответ. Ребята начали покидать факультатив, и первым ушел конунг. Он сразу же был избран председателем совета дружины и стал проявлять свой организаторский талант на новом, более перспективном поприще. Странно, не он избегал меня, а я – его, предчувствуя и не желая знать правды… Но через несколько дней мы все–таки не смогли разойтись на площадке между вторым и третьим этажом.
– Доброе утро, Павел Николаевич.
– Здравствуй, Вадик.
Переминается с ноги на ногу, вежливый,
