к ним и обязан, понимаешь, обязан отработать на них три года! Ты бы слышала, какой стоял ор. Допустила, потворствовал, не углядел… Парторг так и рвался подгадить директрисе, но за подобные ЧП ему бы самому не поздоровилось… Так что перед лицом общей опасности внутренние склоки временно забыты. Но факультатив уже объявлен громогласно на весь район и прикрыть его без лишнего шума трудно. К тому же, если его немедленно ликвидировать, начнется форменный бунт!
– Бедные. Мне их жалко.
– Напрасно жалеешь. Они могут вообще лишить меня по идеологическим мотивам права преподавать. А факультатив медленно задушить жестким контролем, цензурой, казенщиной.
– У тебя хоть какая–никакая, а жизнь… Я же пока только языком треплю.
– Ты должна доучиться.
– Ничего я не должна. Вот возьму – и уеду!
– Уезжай.
– Уеду!
– Перестань… Не кажется ли тебе иногда, что мы словно движемся наугад по дремучему лесу и, описывая круги, все время возвращаемся на одно и то же место? Мы потеряли счет этим кругам, и в усталом отупении кажется, что кружимся уже не мы, и трава примята не нами…
– О чем ты?
– Все двоится, теряет устойчивость и четкость. Узкий твой бокал и вьюга за глухим стеклом окна… Пойми, это уже – было!
– Из мрака в сумрак переход…
– Здесь другое.
Взял ее за руку. Рука вяло и безвольно распласталась по моей ладони.
– Самое ужасное, что каждый кружит в одиночку, и круги эти не смыкаются… Где искать виновных?
– Дело понятное, и чтобы его решить, совсем не обязательно лезть в метафизику. Все лежит буквально на поверхности. Ну нет, ты нагромождаешь сложности, и только для того, чтобы, не дай бог, не догадаться в чем дело! Сколько времени ты уже не виделся со своими?
– С кем?
– Ну, с Илюшкой, Андреем и…
– Не знаю.
– Три, четыре месяца?
– Наверное…
– А сказать, почему? Ты боишься!
– Чепуха! У меня нет никакой причины бояться встречи с ними.
Выдернула из моей ладони пальцы; перегнувшись через стол, показала узкий красный язычок.
– Боишься, боишься, боишься!
– Нет! И чтобы доказать тебе это, я… я завтра же увижусь с…
– Посмотрим.
Сняла со стула сумку, перекинула через плечо.
– Пошли. Мне здесь надоело.
Не сговариваясь, мы перебежали Садовую и, дойдя до поворота, свернули к Патриаршим прудам. В пустом пространстве парил огромный серебряный эллипс, и мы осторожно пошли по его краю, словно боясь оступиться в темноту.
– Ноябрь, а уже лед. Рановато.
Поправила шарфик.
– Холодно.
Я обнял ее за плечи и поцеловал в мягкие губы. Вырвалась, стремительно отскочила в сторону.
– Не надо!
– Но
