как бы да. – Опять Костя давал понять, что не горит желанием рассказывать о работе, и Вера решила отступить.
– Понятно. А то прилетай. Кремля там, конечно, нет, но есть много всего другого.
– Тогда за Вену! – Костя снова подлил им в чашки.
Вера постепенно начинала ощущать, как опьянение наваливается тяжелой плитой, добавляясь к многодневной усталости, изматывающей нервотрепке, мучительному сегодняшнему дню, после которого ей хотелось только скорей вернуться домой и никуда не высовываться еще лет десять. Хорошо бы, чтобы так и получилось, подумала она. От кальяна слегка шумело в ушах, все вокруг казалось призрачным, нереальным – и Костя, лохматый демон, и пестрая обивка диванов, и оранжевые огоньки над головой.
Она знала, что наступает решительный момент, когда надо будет или продолжать пить, чтобы впасть в обманчивое возбуждение, или закончить, расплатиться и уходить, возвращаться в привычную жизнь.
– Там что-нибудь осталось? – наклонилась она к чайнику.
Костя заглянул под крышку:
– Капелька. Заказать еще?
Вера помедлила секунду, зажмурила глаза, потом широко их распахнула и улыбнулась.
– Давай.
На улицу они вывалились в половине третьего ночи, пьяные вдрызг, но не шумные и оживленные, а сентиментальные и возвышенные. Костя вспоминал наизусть отрывки стихов, почему-то шекспировские трагедии – «Гамлета» и «Короля Лира». Напевал арии из опер, переходя от баса к контратенору, чем страшно Веру смешил. Изображал Вагнеровского Лоэнгрина с лебедем, для чего пытался поймать голубя, бродившего по тротуару. Голубь поглядел на Костю, как на сумасшедшего, и неторопливо взлетел, хлопая крыльями. В хлопанье явственно слышалось неодобрение.
Они прошли мимо автобусной остановки, потом второй, третьей. Кажется, Костя двигался куда-то конкретно, и Вера, чтобы прояснить ситуацию, спросила:
– К тебе или ко мне?
– Давай ко мне.
– Давай.
Он одобрительно похлопал ее между лопаток, подталкивая вперед.
– Тут совсем близко.
– Вот и хорошо.
С улицы, огибавшей кремль, они вышли на широкий проспект – главный в городе, носивший, конечно же, имя великого вождя, памятник которому успели демонтировать и водрузить на его место скульптуру бородатого Толстого в косоворотке и босиком.
Вокруг старца, несмотря на поздний час, сидела компания с переносной колонкой, из которой несся бойкий и несвязный рэп. Вера подумала, что Толстой, наверное, радуется тому, что он теперь каменный и не обязан слушать дурацкий текст.
По обеим сторонам проспекта возвышались жилые дома сталинской постройки; во дворы вели арки, забранные решетчатыми воротами для защиты от шпаны. Вера механически свернула к таким воротам, потянулась к карману, и Костя со смехом окликнул ее:
– Знаешь, что ли, куда идти?
Она вздрогнула, отступила, обернулась к нему:
– Ты вроде сюда показывал.
– Так и есть. Погоди, достану ключ.
Он вытащил
