смеха. Больше того, они вынуждали смущаться.
Элеонора в растерянности опустила глаза и, будто вспомнив про это только сейчас, вскрикнула:
– Боже мой, осталось пару минут, что мы ждем?! – большая стрелка часов находилась двумя градусами правее одиннадцати.
Все семейство, включая Генри, принялось оккупировать стол, нарочно доставленный в залу. Мистер Рудковски занял привычное место во главе, еще раз доказывая об известном лишь ему превосходстве. Элеонора села по его левую руку, ближе к двери, что объяснялось частым метанием в кухню из-за «принеси-подай».
Ритуалы рассаживаний позабавили Генри: на торжествах, имеющих место в его мегаполисе, эти традиции не соблюдались. Потому парень пребывал сейчас в неких сомнениях – где сесть ему? В конце концов, он решил упасть за стол по принципу «где придется».
Как выяснилось пару мгновений спустя, «где пришлось» находилось прямо напротив главы семейства. Такое положение явно подразумевало под собой последующее ведение дебатов, вступать в которые с человеком, подобному Джозефу, у парня не было никакого желания.
Еще больше смущения возникло в глазах Генри, когда, услышав удары курантов, три дамы принялись что-то судорожно писать на салфетках. После чего они подожгли свои письма и вместо того, чтобы выбросить пепел сгоревших предметов, сыпанули труху прямиком в бокалы.
Позже, заметив его ошарашенный взгляд, Элеонора с радостью объяснила: записывать сокровенные желания на салфетках, а затем пить пепел, оставшийся после сгорания, – это любимая всеми традиция, аккомпанемент приходящего года.
– Довольно занятно, – заключил Генри и метафорично добавил: – Выходит, традиция все-таки поклонение пеплу2.
Катерина швырнула на юношу заинтересованный взгляд, но, заметив встречный с его стороны, тут же отвела свой, демонстрируя увлеченность картинками на экране.
Тем временем Элеонора занялась тем, что издавна нарекли ритуалом: сперва женщина должна была разложить еду на тарелки всего семейства, словно никто из них не имел ни рук, ни умения справиться со столовым прибором, – и лишь после заняться собственным блюдом.
Катерину всегда возмущало подобное отношение к женщинам и, прежде всего, к ее матери, и потому она никогда не позволяла женщине поухаживать за собой на столовых сборищах. И если беспомощность Мелани девушка могла списать на возраст малышки, проявляемую в этого рода случаях немощность отца, а вместе с ним и оную остальных неспособных мужчин, Катерина безмерно презирала.
– Дорогие, я желаю вам в этом году приобрести то, в чем вы больше всего нуждаетесь, – прежде чем приступить к трапезе произнесла Элеонора.
– Новых клиентов, – хмыкнул Рудковски.
– Конфет и игрушек, – мечтательно протянула Мелания.
– Спокойствия и послушания, – с улыбкой и толстым намеком, сквозившим во взгляде, объявила, глядя на Мелани, миссис Рудковски.
