style="font-size:15px;"> Думаи чистила колокол изнутри, напевая прямо в его разверстое горло. Ей всегда чудилась жизнь в этом темном чугуне – как будто колокол не спал и как мог подпевал ее песне. Канифа смазал маслом било и укрепил подвес. Они по веревке влезли на перекрытие, проверили, нет ли следов гнили и хорошо ли держатся стыки, заделали трещины.
Убедившись, что все в порядке, уселись на самом краю обрыва и стали глядеть, как солнце золотит Антуму – город из иного мира, который всегда будет касаться их лишь вскользь, точно стекающий по крыше дождь.
Унора еще спала, когда Думаи сменила стоящий рядом с ней поднос с углями. Мать впервые за много дней открыла лицо, так что Думаи видела покрытую веснушками темную щеку, и острый подбородок, и чернильные тени под глазами, и синяк на виске – как раздавленная слива.
Комната была почти голой. Унора ничего не захватила с собой из родного рыбацкого селения – ничего, кроме затаившейся в ее лоне Думаи. Все родные, по ее словам, погибли в жестокой буре.
«С тех, кто берет из моря, море взимает долг».
Сейчас с ее губ сорвался тихий звук.
– Матушка… – Думаи накрыла ее ладонь своей. – Вы меня слышите?
Унора моргнула:
– Думаи.
– Зачем вы вышли под снег? – спросила Думаи, приглаживая ее короткие волосы. – Вы могли замерзнуть насмерть.
– Знаю, – вздохнула Унора. – Осипа сказала, что это ты меня нашла. Спасибо тебе.
Она осторожно надавила пальцем синяк, пробуя, глубоко ли уходит кровоподтек.
– Я, должно быть, споткнулась.
– Но зачем ушли в темноту даже без теплой одежды?
– По глупости, – устало ответила она. – Я перепугалась, Думаи. Вспомнила ту бурю, когда ты отморозила пальцы, и сколько погибло в горах той ночью. Не хотела больше никого терять.
– Чтобы выжить, надо соблюдать правила, – звенящим голосом напомнила Думаи. – Вы сами меня учили.
– Знаю. – Унора вздохнула. – Думаи, как ты смотришь на то, чтобы сменить храм?
– Что? – нахмурилась она.
– В южных горах прекрасные храмы. Или можно уйти на запад, на побережье, – лихорадочно уговаривала Унора. – Разве тебе не хотелось бы поплавать в море, мой воздушный змей? И увидеть мир?
– Мне довольно нашего дома, – беспокойно отозвалась Думаи. – Мама, ты устала, больна. Ты не знаешь, о чем говоришь.
Она замолчала, потому что Канифа сдвинул дверную створку. Лоб у него был потным.
– Дама Купоза отбыла.
Унора – без кровинки в лице – уставилась на него:
– Она тоже… – Унора села, протянула дрожащую руку. – Когда?
– С восходом Тироту пошел их будить и обнаружил следы. Я прибежал, как только…
– Остановите ее! – рявкнула Унора так, что Думаи вся сжалась от неожиданности. – Идите по следам.
Заметив, как ошеломленно переглядываются Думаи с Канифой, она сквозь зубы проговорила:
– Канифа,
