не выглядели как служители одного ведомства, напоминая скорее двух приятелей-персонажей народных анекдотов – дворянина и монаха.
– Что господа закажут, кроме пива? – устало улыбнулась служанка.
– Пусть сюда подойдет сам хозяин, – сказал Кунц. – У нас дело к нему лично.
– Я передам, – кивнула девушка.
Не успели Кунц и Бертрам сделать и пяти глотков, как некто в круглой шапочке и засаленной спереди, подпоясанной широким ремнем рубахе, склонился над ними.
– Чем могу быть полезен? – произношение трактирщика выдавало уроженца Фрисландии.
– Как зовут тебя, добрый хозяин? – на черной перчатке, обтягивающей ладонь Кунца, лежала половинка редкой медали с изображением герцога Альбы. Тщеславный Фернандо де Толедо не только увековечил себя в чеканке, но и распорядился изваять собственные памятники во Фландрии. Один из таких монументов, на котором Альба попирал ногами метафорические фигуры Мятежа и Ереси, красовался в цитадели Антверпена. Мудрый выбор места – в цитадели нес службу испанский гарнизон. Инквизитор Гакке понимал, что памятник Альбе, оставленный без охраны, фламандцы разнесут в ближайшие сутки, или даже часы. Подсунув раскрытую руку под самый нос хозяина, Кунц позволил тому изучить условный знак посланника инквизиции.
– Робер Сконтеве к вашим услугам, – хозяин склонился так, что едва не ударился лбом об стол. – Что будет угодно вашим милостям?
– Тихо ли в городе? – обратился к хозяину Кунц. – Не бесчинствуют еретики, не отравляют скот злобные малефики? А ведьмы, не насылают ли порчу на добрых граждан?
– Хвала Господу и Пресвятой Деве, мне ни о чем таком не известно, – сказал хозяин «Веселого фриза».
– А до нас доходили слухи, что в Гронингене полно еретиков! – голос Кунца шипел как змея.
– По правде-то говоря, ваша милость, в Нижних Землях реформатов уже столько, что как бы добрые католики не стали считаться здесь еретиками. – Фриз, нимало не смущаясь, осмеливался говорить в лицо инквизиторам возмутительные вещи. Это свидетельствовало либо о том, что сам хозяин сменил вероисповедание, что в ту пору случалось сплошь и рядом, либо об искренней преданности католическому делу.
Кунц Гакке, опытный знаток человеческих душ, выбрал второй вариант.
– Стало быть, мы преподадим колеблющимся урок, – сказал он, пристально глядя на владельца «Веселого фриза». – Добрый урок! – инквизитор издал каркающий звук, означавший у него смех.
– Давно пора, ваша милость, – улыбка хозяина демонстрировала отсутствие передних зубов. Возможно, то, что показалось отцам-инквизиторам фризским акцентом, было простым речевым изъяном.
– Что тебе известно о здешних меннонитах? – спросил Кунц.
– Меннониты? – хозяин таверны немного выпрямился и пожал плечами. – Что вы хотите о них знать, ваша милость? Всем известно,
