внимание на оборотня и не видел, как тот отступил в тень, и в широком горле его клокочет звериная ненависть.
– Что с тобой происходит, Феликс? – Амброзия ван Бролин с удивлением и возмущением, упершись кулаками в бока, наблюдала за сыном, который стоял перед дорогим венецианским зеркалом и поправлял манжеты надетой на нем бархатной курточки.
– Прости, матушка, – равнодушно сказал сын. – Я вынужден был проучить мерзавца, и пусть скажет спасибо, что он еще легко отделался.
– Он мог погибнуть, если бы ты выпустил его! – зарычала Амброзия.
– Но я же не выпустил, – холодно сказал Феликс. – А он даже не поблагодарил меня за милость, побежал жаловаться к мейстеру Вердонку.
– Ты оказал ему милость? Подвесив над лестничным пролетом? – ярость Амброзии нарастала. – Ты вправе распоряжаться дарованной Всевышним жизнью человека? Ты кем себя вообразил?
В дверь раздался робкий стук. На пороге комнаты Феликса стоял маленький Габри, сын новгородского купца Симона, живший теперь вместе с ван Бролинами и посещавший ту же латинскую школу, что и Феликс.
– Простите меня, госпожа Амброзия, – сказал семилетний мальчик, – но Феликс заступался за меня. Накажите не его, а меня, послужившего причиной этому прискорбному происшествию.
– Младший де ла Порт, сын того поганого Йоханна-глиппера, который ведает налогами и заседает в Кровавом совете. – Вздохнул Феликс. – Неужели, матушка, такой негодяй заслуживает твоего сочувствия?
– А ты считаешь, что будет справедливым наказать сына за грехи его отца, которых ты вдобавок не можешь доказать?
Феликс, наконец-то удовлетворенный своим видом в зеркале, отошел к столу, на котором лежали его латинские книги и учебники по арифметике, выдвинул стул с высокой спинкой и развернул его к матери.
– Присаживайся, матушка, – сказал Феликс, галантным жестом указывая на стул, – в ногах правды нет. А ты, Габри, сходи-ка вниз, к слугам, пусть нальют нам с тобой молока. Возможно, ты еще не слышал, но в наших краях говорят, что каждая селедка висит на собственных жабрах, имея в виду, что каждый сам отвечает за свои поступки. Иди, друг.
Когда Габриэль закрыл за собой дверь, а вдова ван Бролин так и не заняла предлагаемого ей места на стуле, Феликс пожал плечами и уселся на него сам.
– Ты хоть представляешь, где ты живешь? – с досадой произнесла Амброзия. – Сколько опасностей нас окружает? Как дешева нынче жизнь?
– Уж не благодаря ли тому Кровавому совету, чьих родственников ты так благородно выгораживаешь?
– Замолкни, наконец! – Амброзия коротко хлестнула сына ладонью по губам. – Сил нет выдерживать твою глупость и самонадеянность. Ты меня пугаешь. Ты ведешь себя нарочно таким образом, чтобы привлекать к нам ненужное внимание? Дерешься, унижаешь других ребят, совершенно не стараешься в учебе, только заставляешь меня покупать новые наряды из бархата,
