незнакомые следы.
– Могу я попросить всех отойти как можно дальше, – обратился к инквизитору Иоханн. – Толпа не только рискует затоптать след, но и делает решительно невозможным поиск запахов.
Кунц велел Маноло и двум стражникам, приехавшим с ними в монастырь, отойти самим, увести любопытствующих подальше от следов и впредь до конца осмотра никого не подпускать. Иоханн же преобразился: не теряя Людского облика, он все же пригнулся к земле, становясь похожим на тот образ, который более всего ненавистен людям, и занялся обнюхиванием. Некоторое время покружив у места ночного пиршества, Иоханн пошел по следу, дойдя до того места, где крепостной ров и стена встречаются с Шельдой. У самого рва след обрывался. Было непонятно, вошли в воду оставившие следы существа, или уплыли на каком-нибудь судне. Как раз наступила и темнота, в которой инквизиторы сильнее почувствовали голод и холод. Согнутый по-звериному, выглядящий крайне мерзко, Иоханн доложил инквизиторам о том, что следы оставлены, скорее всего, большими кошками, взрослым зверем и детенышем. В дикой природе северной Европы такие твари не водились. Нечистую сущность бестий доказывали следы, ведущие к городу, в то время как дикое животное, например, очень крупная рысь, удирало бы в сторону, противоположную людскому жилью.
– Они, перепрыгивая с лодки на лодку, добрались до открытого пирса, расположенного за стеной, – высказал предположение Иоханн. – Этим способом, полагаю, тоже можно вторгнуться в город.
– Холода лишь недавно наступили, – сказал отец Бертрам. – Через день-другой ров полностью затянется льдом, а через неделю антверпенцы будут кататься на коньках по замерзшей Шельде. Если бы лишь вода была препятствием для тех, кто собирается вторгнуться в Антверпен, его давно бы уже захватили.
– Антверпен имперский город, никогда он не был вольным, – Кунц Гакке сплюнул в реку, которую у самого берега стягивала кромка льда в пару локтей шириной. Плевок инквизитора попал уже в чистую ото льда воду. – И никогда враги не подступят к нему. Нет таких врагов у Филиппа Второго из дома Габсбургов.
Кунц отвернулся от реки. Поднял взгляд к ближайшему из девяти бастионов Антверпена, на котором еще можно было различить желто-красные знамена империи с косым бургундским крестом и черным, расправившим крылья, орлом.
– В обители целестинцев нас ждет трапеза, – сказал инквизитор. – Давайте возвращаться. Маноло! – позвал переминавшегося с ноги на ногу в стороне фамильяра. Тот приблизился. – В караулке у ворот города возьми факелы. И поспеши, а то что-то я замерз.
– Инквизитор проводил взглядом рысящего к городским воротам баска, повернулся к оборотню, скривил свой тонкий рот. – Распрямись, Иоханн, коль ты уже не обоняешь грязь, смешанную со снегом, и позаботься, чтобы выглядеть человеком, хотя бы со стороны.
– Как вам будет угодно, святой отец, – Иоханн действительно стал прямо и, вроде бы, нос его немного укоротился, хотя в неверном свете сумерек отец Бертрам не поручился бы, что ему не померещилось.
