ловко вставила в мундштук и снова закурила. Выпустила дым почти в лицо Толику и хрипло сказала:
– Побежал в машину рыдать. Да ну его! Пусть бежит, а то поговорить не даст.
– Что ж, давай поговорим. – Согласился Толик. – Тебя, как я вижу, не напугали эти розы в крови.
– Напугали. – Резко сказала мадам Люба. – Я уже рассказывала тебе про свои опасения.
– Рассказывала. – Подтвердил Толик и вплотную подошел к кровавой луже. Колупнул коричневые капли на полу подошвой ботинка. – У тебя с детства была удивительная способность находить себе неприятности на заднюю проекцию детали, Пулькина.
– Да пошел ты! – хрипло ответила мадам Пулькина и направилась прочь из зала, но поравнявшись с Даниилом, резко остановилась. В зеленых глазах в угольной оправе сверкнула молния. – Гирс! Здравствуй, красавчик! А я слышала, ты в Москве обретаешься! Врут, значит?
Даниил промолчал, пристально разглядывая шоколадную приму, ее узкое красно-оранжевое платье с перьями, янтарный мундштук, сотню золотых цепей на плоской груди.
– Как живешь, душка? – Хриплым призывным голосом продолжила мадам. Её смоляное гладкое каре красиво закружилось. – Не женился?
– Женился. – Спокойно пожал плечами Даниил.
– Пф-ф! – выпустила из носа кружевной дым Пулькина и повернулась к инспектору спиной, давая понять, что потеряла к нему интерес.
– Скажи-ка мне! – Обратился к ней Толик, все еще рассматривая оскверненный рояль. – Много ли людей знает, что ты арендовала Усадьбу на эти дни?
Шоколадная мадам глубоко затянулась, щелчком сбила пепел на пол:
– В том-то и дело, что не много. Мой зам. Агент по рекламе. Но они оба сейчас в Москве.
– Кто еще?
– Родители. Сестра. И моя команда – шофер и телохранитель Жак. – Она кивнула на смуглого сутулого субъекта. – Две модели – Матильда и Клара!
Пулькина всмотрелась в лица моделей и поправилась:
– То есть Клара и Матильда. Ну, короче, кто-то из них Матильда, а вторая, сам понимаешь, Клара. Я их не могу различать, пока они не в гриме.
Толик тоже с интересом всмотрелся в прозрачные лица моделей. Были они обе – узколицими блондинками с глазами цвета застиранных джинсов, с бесцветными ресницами, небольшими губами, заостренными скулами.
– Ясно. – Вздохнул Толик и жалостливо передернул плечами. – Еще кто?
– Эдик, мой бывший визажист, а теперь еще и фотограф, псих ненормальный. Разумеется, кто-то мог узнать случайно, подслушать, узнать в музее….
– Это понятно. – Толик тяжело задумался. – Письма с угрозами еще были?
– Да. Сегодня утром нашла последнее. На обычном месте – лежало под пепельницей.
Мадам Люба снова раскрыла блестящий мешочек, порылась в нем длинными пальцами с густо-вишневыми ногтями и вынула сложенный вчетверо лист.
Толик
