сама собой, так как Политов, по большей части, мало чем и кем интересовался за пределами своей квартиры, и ещё реже думал обо всем этом. Но старик с завидным упорством докучал своему молодому соседу. И докучал страшно. Лишь по чистой случайности Политову иногда удавалось выйти или войти в свою квартиру так, чтобы не повстречаться на лестнице со своим вредителем. И каждый раз эти встречи доводили Политова до высшей степени раздражения и болезненности и сделали старика его личным бытовым и тайным врагом. Медленные пустые разговоры на лестнице, которые регулярно заводил его пожилой преследователь злили Ивана Александровича, и вместе с тем он не знал, как их остановить, как прекратить свою муку, чтобы не сказать старику какую-нибудь дерзость или не показать ему ту ненависть, которая в нём закипала от подобных встреч.
– Валерий Васильевич, я спешу, – с нетерпением прервал соседа Политов.
– Ах да, конечно! – вроде как опомнившись, воскликнул старик, а сам продолжал держаться за иванову пуговицу.
– Так я пойду? – аккуратно выворачиваясь, осведомился Политов, и, совершив хитрый манёвр, очутился на ступеньках. Он уже начал сбегать вниз совсем не интересуясь ответом, когда услышал откуда-то сверху:
– Иван, но ты обещал! Я же ждать буду!
– Как-нибудь! – находясь уже на следующем пролёте, крикнул Политов, и продолжил бежать вниз.
Спустившись с подъездного крыльца и отойдя от него на несколько шагов, Политов почему-то с опаской обернулся и поглядел на свой промокший пятиэтажный дом с тёмным подтёками на стенах и с чёрным дверным проёмом подъезда. Старик за ним не гнался. Успокоившись этим приятным фактом, Иван Александрович как-то обречённо вздохнул и быстро двинулся в сторону троллейбусной остановки.
Политов очень спешил.
На своём пути ему приходилось торопливо огибать широкие лужи, быстро идти грязными дворами, и с какой-то завистью, вспоминая свой дом, мимоходом бросать взгляд на окна домов, в которых уже, из-за пасмурной погоды, кое-где тускло, но так уютно горел свет.
В троллейбус Иван Александрович вскочил в последний момент, когда водитель уже собирался распускать складную дверь. За неимением денег, Политов юркнул зайцем под турникет и, пробравшись в конец салона, встал перед окном. В троллейбусе тоже было влажно и пахло сырой одеждой, шампунем от намокших волос и резиной. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, Иван Александрович задумался. Он задумался так, что чуть было не проехал нужную ему остановку. Такое с ним случалось и ранее. Он старался вытравить из себя эту вредную, мешающую ему жить привычку, которая с некоторого времени прочно укоренилось в нём, но всё было безуспешно. Временами он впадал в такую задумчивость, что не только проезжал, проходил мимо тех мест, куда собственно ему и было нужно, но даже мог пролежать у себя дома чуть ли не с полдня, ничего не делая и даже не шевелясь, а потом как-то вдруг очнуться и подивиться
