образом относительно легко. Труднее пришлось бы опытному спортсмену-саблисту, давно отточившему технику и привыкшему действовать на голых рефлексах, вбитых в подкорку за годы тренировок. В результате тяжелее всего мне давались тренировочные поединки с Володей, имевшим неплохую спецназовскую подготовку рукопашника. Фехтование было экзотикой для него, но вот его рукопашные приемы – ничуть не меньшей экзотикой для меня, и нагребывали мы с ним друг друга, я бы сказал, в труднопрогнозируемой последовательности…
Когда мы вернулись, ко мне снова направился с важным видом успевший уже несколько поостыть после облома начальник рудника, и я на всякий случай снова сделал морду кирпичом. Кое-что он, впрочем, понял, поскольку хамить больше не пытался, но понял все же не до конца. Его предложение – продать ему «этого негодяя» или обменять его на другого раба – я отклонил как не представляющее для меня интереса. Неужели так трудно догадаться, что если бы мне был нужен другой раб, я бы другого и выбрал? Так я ему и объяснил – не грубя, но и не принимая никаких возражений. На его харе заходили желваки, но он сдержался. Вряд ли он боялся драки, в этом простом социуме хреновых воинов обычно не ставят начальниками над хорошими, но оно ему надо – унижаться до драки с рядовым наемником? Но, так или иначе, конфликтная ситуевина не входила и в мои планы, и ее следовало разрулить по возможности наилучшим для всех макаром.
– Чем мой раб так прогневил тебя, почтенный? – спросил я его прямо.
– Я потерял мастера, жизнь которого дороже сотни таких, как этот! Кто-то должен за это ответить?!
– Разве этот мальчишка виновен в его смерти?
– Какая разница? Он предатель! Он перешел на сторону этих негодяев, ушел с ними и помогал им! А ты не даешь мне покарать его за это!
– За это он наказан достаточно – тем, что попал в рабство. Разве этого мало для того, кто вчера еще был свободен? – Наше с ментом собственное расследование показало, что о предварительном сговоре Нирула с Дагоном никто так и не узнал, и измену парня считали спонтанной, а это здорово уменьшало степень его вины.
– Ты не понимаешь главного. Я не уберег мастера, и теперь у клана Тарквиниев больше не будет черной бронзы. Ты хоть представляешь себе, сколько она стоит?!
– Вряд ли так уж намного больше, чем истолченные в порошок и высыпанные в расплав самоцветы, – пользуясь случаем, я решил повернуть разговор в более интересное для меня русло.
– По сравнению с самоцветами остальные затраты – пустяк, это верно. Но само сплавление самоцветного порошка с медью – чудо, даруемое богами далеко не всякому. Без мастера, умеющего добиться его от богов, самоцветы будут потрачены напрасно. Ты думаешь, я не пробовал? Пока вы были в походе, другой ученик – внук убитого, знавший его заклинания – попытался сделать плавку, но металл вышел у него никуда не годным. А самоцветы на нее потрачены, и мне еще придется отчитываться
