доводом, подобно тому, как там, на краю горизонта, сияние зари погасило все звезды, одну за другой, возвещая появление еще невидимого, но победоносного солнца. Сердце Гамалиила как бы успокоилось на мысли об этой непрестанной борьбе. Он нашел в ней какое-то особенное наслаждение, словно воспоминание или призыв Того, Чья душа, согласно верованию евреев, витала еще на границах земного и загробного миров. Перестав спорить, Гамалиил весь отдался воспоминанию и стал молиться.
– О, если Ты слышишь меня… Ты не захотел бы, чтобы я веровал в Тебя только потому, что мое сердце смущается, созерцая там, внутри себя, сияние Твоего юного лица. Ты не захотел бы, чтобы я верил в Тебя благодаря слезам Сусанны или по примеру Иосифа и Никодима. Даже потому, что Ты говорил так, как никогда не говорил никто… Чтобы отдать свою душу, нужно нечто большее, чем снисхождение или даже восхищение. Все это годится для человека, но не для Мессии! Если Ты был Бог, я должен был иметь глубокую, беззаветную веру в Тебя, ради Тебя Самого, без всякого постороннего влияния. Смотри, вся моя душа перед Тобою. Она трепещет, она дрожит в этом мраке. Я чувствую, что мы с Тобой одни в этом ужасном поединке, Ты и я. Смотри, я отбросил прочь все мое прошлое, все воспринятые мною мысли, любовь и ненависть. Все то, что было в глубине и на поверхности моего существа, я сбрасываю с себя. Моя душа обнажена и девственно чиста перед Господом, как в прежние дни, когда Он создал ее Своим дуновением. Я ищу Тебя не для того, чтобы искушать, но чтобы через Тебя познать истину. О, молю Тебя, брось на меня яркий луч света из мрака Твоей смерти, если Ты можешь, если ты меня слышишь!
Все было тихо кругом, ни один голос не ответил ему. Гамалиил, совсем разбитый и удрученный, смотрел на мертвенные молчаливые окрестности, на Иерусалим, тонущий во мраке, весь белый, тихо дремавший на желтой, выжженной солнцем земле. Вдруг он почувствовал, что он не один, и увидел…
Гамалиил закрыл глаза и схватился обеими руками за голову, не имея сил, не желая видеть это. Но непобедимая сила заставила его отнять руки…
В нескольких шагах от него, на том месте, где высился крест, стоял Христос. Это не была тень или призрак, а Он Сам в сиянии новой жизни. Из Его изувеченного тела исходило какое-то неземное сияние. Но этот неземной свет, окружавший Иисуса, не изменил Его прежнего вида.
Сначала Гамалиил подумал о галлюцинации и попытался избавиться от нее. Но по мере того, как проходило время, он чувствовал все более свое бессилие. Рассудок был в полном порядке, фарисей ясно различал все окружающие предметы, видел землю, камни, холмы, синеватую даль Моавитских гор. Вокруг начиналась обычная суета утра. Он слышал пение птиц, блеяние овец, а там ниже, в траве паслись козы и звучали песни пастухов. А здесь – пустынная и обнаженная Голгофа, окровавленный деревянный крест, следы крови на земле и перед ним… Никто иной, как живой и лучезарный Иисус.
Гамалиил, быть может, желал, чтобы Господь явился ему в облаке, как его предкам; чтобы Он призвал его на гору, как
