репетиции мужиков и явно не знает, как реагировать.
Энди отчасти прав. В «Дилэй» приходят тысячи фото, но оригинальные идеи – редкость. Мэнсон на свинье. Или Coil в грязи.
– Вы же не против чего-то шокирующего? – спрашивает Ника.
Со своей короткой стрижкой и веснушками она похожа на школьницу, старающуюся быть убедительной. Но все ее предложения звучат в вопросительной интонации. Будто она соревнуется сама с собой в собственной стеснительности.
Она еще не в курсе – фотосессия нам необходима как воздух. Менеджер группы Макс Змеев требует полный пресс-пакет. Чтобы потом после подписания контракта с лейблом «оперативно запуститься».
«Захерачить промо», – это его слова.
Поэтому я принимаю ее предложение. В конце концов, что мы теряем? Пару часов времени?
– Мы решили снять все в индустриальном ключе. – Ника открывает знакомый черный блокнотик и показывает остальным. На рисунке покореженный остов здания и невнятные завитушки.
– Вы решили? – удивляется Энди.
Он начинает красоваться перед зеркалом. И скептически поглядывает на меня, словно я сделал что-то, из-за чего должен чувствовать себя виноватым.
Ника даже бровью не ведет.
– Важен контекст. Энди на этом фоне будет в свадебном платье, – говорит она, глядя на него с вызовом. – Такая метафора зарождения новой музыки. Нового альбома в этом искореженном мире.
Вот какая у нее была идея. Ее силуэт плывет в клубах сигаретного дыма.
– Свадебное платье? – говорит Энди. – Ты серьезно?
Ника улыбается ему: «Вполне».
– А кожу лица подправим в фотошопе.
На слове «фотошоп» глаза Энди загораются, он отдает Нике блокнотик. Ему нравится идея. Он говорит, что теперь мы мыслим в правильном ключе.
Хотя по-настоящему «шокирующее» – это любовь Энди к гламуру.
Тощий спрашивает, на что она снимает.
Она вынимает из сумки свой фотоаппарат и показывает. Название и марка заклеены черным скотчем.
– Потому, что все обычно спрашивают: «На что ты снимаешь?» Я терпеть этого не могу, – смущается она.
Фотоаппарат, как я и предполагал, Nikon D100.
– Он, конечно, любительский… но вполне хороший.
Мы склоняемся над эскизами, обсуждая детали.
Ребята, поспорив, принимают ее идеи. Даже у Артема просыпается энтузиазм, и он предлагает помочь с реквизитом.
Позже, когда после репетиции мы вдвоем идем до метро, оставив музыкантов разбирать новый ритм, она неожиданно признается, что стесняется своего настоящего имени. Ника и все тут.
Но зовут ее, оказывается, вовсе не Ника, а Нина.
– Ненавижу свое настоящее имя, – говорит она. – Достаточно поменять «н» на «к», и будет совсем другая история. Вот бы получить новый паспорт!
