при котором невозможно заметить следов насмешек, скрестив руки на дорогой белоснежной пелерине, беспощадно скомкав многочисленные тюлевые рюши. Глядя в сторону и смеясь над взволнованным лицом старого отца, она нарушила молчание.
– Я никогда не слышала, мой дорогой отец, о том, что правительство занимается делами в домашнем платье. Но, – добавила она, смеясь, – люди не должны быть трудными. Увидим, однако, проекты ваших законов и ваших официальных представлений.
– Я не всегда смогу решать легко ваши дела, юная безумица! Послушай, Эмилия! Мое стремление долгое время не компрометировало мой характер; отчасти он является отражением судьбы моих детей; я привлекаю полк танцоров, и ты громишь их каждую весну. Ты уже была невинной причиной опасных ссор внутри некоторых семей. Я надеюсь, что сегодня ты лучше понимаешь трудности твоей позиции и нашей. Тебе двадцать лет, дочь моя, и вот уже три года, как ты должна быть замужем. Твои братья и две твои сестры так богато и счастливо устроились. Но, мое дитя, расходы, которые возбудили эти браки, домашняя свита, какую ты держишь у своей матери, берут так много дохода, что я тебе смогу дать приданого меньше ста тысяч франков. Сегодня я хочу заняться будущей судьбой твоей матери; она не должна приносить себя в жертву своим детям. Эмилия, если мне придется оставить мою семью, мадам де Фонтень не обязана ни у кого просить милости, должна продолжать наслаждаться простотой, какой я слишком поздно вознаграждаю ее за преданность моим несчастьям. Ты видишь, мое дитя, что малость твоего приданного не может находиться в гармонии с твоей идеей величия. Это была бы жертва, такую я не приносил ни для одного из своих детей; но они щедро согласились не пользоваться преимуществом, творимым мной для самого милого ребенка.
– В их-то положении! – сказала Эмилия с иронией, взволнованно подняв голову.
– Дочь моя, не обесценивайте никогда тех, кто вас любит. Знайте, что щедры только бедные! Богатые имеют достаточно рассудка, чтобы не излишествовать тысячами франков на родственников. Хорошо, не дуйся, мое дитя, поговорим разумно. Среди юных молодых людей, готовых жениться, не отметила ли ты мосье Манервиля?
– О! Он говорит «зу» вместо «жу», смотрит всегда под ноги, потому что считает себя маленьким, смотрит на себя! Впрочем, он блондин, а я не люблю блондинов.
– Ладно. А мосье де Бодёнёр?
– Он неблагороден. Он плохо сложен и толст. По правде говоря, он брюнет. Нужно, чтобы два мосье соединились, чтобы соединились их богатства, чтобы первый дал тело и имя второму, который сохранил бы волосы… и тогда, может быть…
– Что ты имеешь против мосье де Растиньяка?
– Он почти стал банкиром, – злобно сказала она.
– А виконт Портондюэр, наш родственник?
– Дитя, плохо танцующее, к тому же без дохода. Наконец, отец, это люди без титула. Я хочу быть, по крайней мере, графиней, как моя мать.
– Но этой зимой ты
