свет фонари – положили у ног
память оборачивается, возвращается в плоть —
чувственные животные поглощают природу
металлические собаки спешат к смерти, к рассвету
Магические поколения… Натюрморт сиял чистотой.
Трепетный свет кивал шевелюрой: соотечественники
пылились под солнцем… густонаселенные районы,
балласт обременяющий время – мы его наполняем:
приказывай!
Комфорт загружал зеркала своими программами —
песков не хватало пустыне, металась жажда тканью
в дверном проеме: не только в доме стояло отчаяние
зеркала заражали бессмыслицей полдень
пыль планет несло искаженное время
искала болезнь подходящее тело
(мысли шевелились вокруг головы)
тревога захватила комнаты, дом с видом на прошлое
Молчали петухи, пастухи – Божественное начало
просилось в дом – легло под ноги ковром, мягкой
памятью мело сквозь плоть переулков, мира
Обморок в зеркалах.
Тревожный куб времени —
легло на лоб матовое сияние в глубине
восточной звезды
в воде отражался полдень
Анастасия-Россия
Арифметическая ночь над головой, пляжи
считали убытки осторожной волной, шуршал песок
у ног – сияла (смеялась?) звезда, сквозь пол утекала
вода – высохли дни на пальцах,
остановились космические часы
мы здесь их оставим
Пепел
…Мышьяк пепла обсыпал колени. Очищенный мрак. Отрепья полнолуния в зеркале – в холщовой игре теней, на коже рук. Умер петух и проснулся новый рассвет! Орел грел поле взглядом: бархатным ремеслом убийцы
Монотонное жжение света… российский ветер сжег ночь, и тихую паутину рассвета. Костюм палача трепал ветер – пылающий черный костер. Нега текла сыроватой рекой в ночи… Безъязыкая ласточка протыкала тьму. Околдован костром и хищниками: гончарный круг под этим обожженным небом – последний
Хамский ветер и стеганое одеяло —
дождь, прозвучавший трехкомнатным эхом… начало западни. Немой кашель. Холодный портвейн. Хромой воробей на подоконнике подклевал звезду и замысел, сложившийся в благоухании окон.
Натянутая память как сеть, удерживающая самоубийцу. Пылающая хризантема в углу. Пустая улыбка. Кость сновидения, обрастающая плотью. Не выпустим изо рта веревки, будем немы как рыбы.
Пересадка сердца кораблю. Сухие сплетни полей куклам света, сторублевая нагота шоссе. Журавль или ангел, пересекающий горячую синеву.
Творимый пауками парк пах луной
и сытым безумием питались зеркала, встречая ветер
и обрывки звезд
Белое в белом…
Белая
