и чистящим средством.
А решающий экзамен определял годовую оценку. Я должна получить высший бал.
Заскрипели ручки по листкам и зубы несчастных студентов.
Я щелкала задания, словно орешки. Все это было хорошо мне знакомо. И на заочном можно плодотворно учиться, если ответственно подходить к этому делу.
– Ты все? Что в пятом задании? – шикнула Машка, вытягивая голову и заглядывая в листок.
– Теория множеств, – так же тихо сказала в ответ. Звука вообще почти не издала, лишь губами двигала. Но куда мне укрыться от зоркого взгляда мегеры. Она только за мной и следила.
– Уже закончили, госпожа Гросс, раз позволяете себе болтать не по делу?! – С хлопком уронила она книгу о стол.
– Закончила, – повесила голову я. Что будет дальше – известно. Следующие пятнадцать минут она будет пытать меня устно, изо всех сил стараясь завалить на каком-нибудь каверзном заумном вопросе.
– Тогда, прошу, – ехидным голосом сказала Муратова, указывая на стул рядом с собой. – Несите сюда вашу работу и себя, заодно.
Себя. На растерзание, ты забыла добавить.
Вздохнула. Волнение все же присутствовало, хотя материал я знала отлично.
Я уже поднялась на ноги, беря экзаменационный лист в руки, и собиралась выполнить указание Клавдии Филимоновны, когда дверь в аудиторию резко открылась, и с грохотом ударилась о соседнюю стенку.
От громкого хлопка все студенты тут же вскинули головы, устремляя взгляд к источнику звука.
А я замерла.
Потому что в дверях стоял… мой муж. Герман Гросс.
И он был до чертиков разъярен.
Герман возвышался каменным изваянием, на голову выше своих крупных охранников, неизменно маячивших у него за спиной.
Его хищный взгляд тут же выцепил меня из толпы студентов, и, прищурившись, остановился.
По рядам пошли восхищенные шепотки моих однокурсниц.
А мое нутро окатило дурным предчувствием.
Как Герман посмел заявиться сюда?! Прямо ко мне в институт! Хуже! Прямо в аудиторию! Во время экзамена!
Мой муж – почетный меценат этого университета. Заслуженный спонсор. И здесь его имя каждая собака знает и боготворит. От студентов до преподавателей. Но даже это не наделяет Германа правом срывать лекции!
Пока в моей голове проносились подобные мысли, Клавдия Филимоновна подобострастно пискнула, вставая со стула:
– Герман Альбертович… Господин Гросс, что вы здесь делаете? У нас идет экзамен, студенты…
Одного взмаха его руки было достаточно, чтобы женщина замолчала, прикусив свой язык. Ему даже не потребовалось смотреть на нее. Он по-прежнему не отрывал от меня темных глаз, кипящих всеми оттенками ярости.
Нет, внешне Герман оставался совершенно спокоен, и, пожалуй, никто из присутствующих не мог бы решить, что он зол. Никто, кроме меня. Ведь за два года я не плохо успела
