потер переносицу.
В дороге он не смог принять морфий, и теперь сырость так и вгрызалась в кости, усугубляя мучения.
– Сетчатка не сохраняет то, что человек видит перед смертью. Все эти идеи давно пора выбросить на помойку, как, к примеру, и криминальную антропологию Ломброзо.
– Решительно не согласен. Метод Ломброзо имеет бесспорную научную ценность. Итальянцы – низкорослые брюнеты, поэтому большинство их – преступники.
– Да-да, конечно, – поспешил уступить Гуго.
Он устал и позволил себе разболтаться, забыв, что беседует с человеком, отправляющим людей в газовые камеры как раз на основе этих самых «устаревших» теорий. Гуго долгие месяцы работал в лаборатории, разоблачая теорию «прирожденного преступника», согласно которой склонность к преступлениям заложена в морфологических признаках. Однако концлагерь вряд ли подходил для научной дискуссии.
Либехеншель сердито затушил сигару, скрестил руки на столе. Его глаза сделались еще выпуклее. Пожевав потрескавшуюся от холода нижнюю губу, он вновь поднялся, достал из шкафа блестящую бутылку коньяка и протянул Гуго, словно заключая сделку.
– Выясните, кто убил Брауна, герр Фишер. Пользуйтесь какими угодно методами, даже устаревшими, если понадобится. Не желаю, чтобы в моем лагере убийца гулял на свободе, а невиновный был казнен.
Натужно улыбнувшись, Гуго принял подарок. Насколько он понял по случившемуся на станции, непойманных убийц в лагере было пруд пруди.
– Выясню, герр Либехеншель. Но при некоторых условиях, иначе ничего у нас не выйдет. Во-первых, я должен сделать вскрытие, несмотря на все возражения фрау Браун. Теория с сетчаткой глаза давно отправилась в архив, зато хорошая аутопсия – ключ к раскрытию многих преступлений. Во-вторых, я прошу разрешения допросить Берта Хоффмана, в-третьих – свободу передвижения по Аушвицу и Биркенау.
Либехеншель побарабанил пальцами по столу, затем принялся возить упорно дымящей сигарой по пепельнице. Нервно крутанул глобус, на котором были отмечены территории, завоеванные Третьим рейхом.
– Хорошо, я выпишу вам пропуск, – наконец произнес он. – Только учтите, вы обязаны строго держать в тайне все, что увидите в лагере. Надеюсь, мы друг друга поняли?
– Разумеется. Мне это уже много раз говорили.
– Хоффмана можете допросить. Что до фрау Браун, ее я беру на себя, попробую образумить.
– Благодарю.
– И последнее. О записке, найденной в снегу, не знает никто, кроме меня и охранника. Не проболтайтесь. Будьте начеку.
– Договорились, герр комендант.
7
Обстановка в офицерской казарме была спартанской. В отведенной Гуго комнатушке стояли койка, письменный стол и раскаленная печь. Луч прожектора, проникавший в окно, лезвием разрезал темноту. Гуго подошел к покрытому испариной окну, выглянул на улицу, а затем опустил взгляд на стол. Там лежали сигары и приветственная записка.
– Не
