Подставил всю коммуну. И только сейчас начинаю осознавать…
Некоторое время мы молчали.
– Помнишь сказку «Жог и медведь»? – спросил я.
– Их две. Это та, где жог просит поесть и медведь готовит ему жаркое из собственной лапы, или та, где они торгуют и медведь остается с кучей мусора, а жог – с деньгами?
– Первая, – сказал я. – Меня в детстве она очень впечатлила. Ты понимаешь, что твой сын опасен? Для всех вокруг? Он уже убил тебя, ты сам сказал это, и его используют против меня, моей матери, моей семьи. Ты несколько дней как не испытываешь его влияния и начинаешь приходить в себя.
– Это мой сын, – сказал дядя. – У меня нет выбора.
Мы дошли до пруда. Вдоль берега, на набережной, вымощенной гранитными плитами, висели розовые фонари. Кто-то забыл их выключить утром, и они слабо светились.
По глади пруда каталось несколько лодок, на ближайшей обнимались две девушки лет двадцати из низшего класса, а суденышко медленно дрейфовало по ветру.
– Вот смотри, – сказал дядя. – Им не надо объяснять друг другу соль шутки. Не надо замедлять речь. Они могут общаться намеками – и прекрасно понимать друг друга. Они могут носить одежду друг друга, кушать одну и ту же еду, смотреть одни и те же передачи.
– И что? – уточнил я. – Всегда есть путь наименьшего сопротивления, но это не значит, что он единственно правильный. В молодости почти все из низшего класса проходят через этот период. Но если не брать такие крайние случаи, как твой, то, продолжая так жить, они останутся без детей, без карьеры. Двадцатилетние мальчики или девочки, держащиеся за руки в центре города, вызывают умиление. Сорокалетние – брезгливость.
– У меня не вызывают, – проворчал дядя. – Это все пропаганда. Она навязывается нам снаружи и противоречит нашей природе! Хорошего выхода не существует. Но можно быть просто счастливым!
Я посмотрел по сторонам, затем отвел дядю в сторону, взяв за рукав его арестантской робы, – впрочем, бо́льшая часть присутствующих наверняка ни разу в жизни не была ни в одной коммуне и понятия не имела, как мужчины одевают своих правонарушителей.
– Ты оторвался от реальности, – сказал я жестко. – Не знаю, как там в Аргентине или Швейцарии, но в Славянском Союзе прекрасно понимают: мир держится на связи мужчин и женщин. Да, мы часто не понимаем друг друга. Да, у мужчин анекдоты про женщин, а у женщин – про мужчин, и мы не смеемся над их шутками, а они – над нашими. Но вся наша культура, цивилизация, все наши планы на будущее завязаны на то, что мы должны быть вместе! Если мы отойдем от этого, то просто вымрем!
В этот момент лодка с двумя девушками причалила к берегу, причем явно специально ближе к нам. Одна из них, довольно высокая для низшего класса, ростом чуть выше меня, затараторила что-то на высоком наречии, даже не пытаясь, на мой взгляд, адаптировать свою речь.
– Я не понимаю, – вежливо ускорился я, при этом с опаской выискивая у
