неожиданности и грубости Ольги. А Ольга, как ни в чем ни бывало, продолжала, нисколько не заботясь, услышит ее сестра или нет из детской:
– Думаешь, он задержался по делам? Как бы не так! – Ольга усмехнулась. Саша поняла, что она говорила про Машиного мужа. – Она на днях узнала, что он ей изменяет. Вот тебе и по любви, – Ольга щелкнула Сашу по носу и бросила взгляд на дверь детской. – Бедная Маша. Сейчас она в полной западне. Бросить его и вернуться сюда она не может, гордость не позволит отцу все рассказать. И с кобелем своим как жить дальше, тоже не знает, – Ольга глубоко затянулась сигаретой и посмотрела на Сашу. – Вот такие дела, сестренка.
Когда мир стал таким чудовищно злым? Саша почувствовала, что ей тяжело дышать. Брак Маши – единственное, что внушало ей восхищение и давало надежду. Но после слов Оли Саша уже не понимала, существует ли счастье в этом мире.
– Это ужасно, – проронила она и вдруг дотронулась до Олиной руки, лежащей на тахте. – Ну, а ты, Оля, ты – что мне скажешь?
Ольга погладила пальцами Сашину руку, а потом этой же рукой поправила свой пеньюар, закрывая выпавшие груди. Снова затянулась и, выпустив дым в сторону, иронично сказала:
– Ну, нет, моя история вообще не пример, – она усмехнулась. – Ты знаешь, я так мечтала поскорее выйти замуж. Мне казалось, что замужней женщине столько всего позволено: танцы, банкеты, приемы, путешествия. И, честно говоря, мне вообще было все равно, за кого выходить…– она задумалась на секунду. – В целом, Пурталес, конечно, не плохой вариант. В том плане, что он добрый старик, никогда меня не обижал, хотя и крохобор страшный…– она снова замолчала и посмотрела на Сашу.
Сейчас, когда Ольга не улыбалась, не кокетничала, Саша отчетливо видела, как кое-где на ее лице уже начались едва заметные следы увядания.
– Я же была молода, как ты сейчас, неопытна, глупа. Кроме шляпок и платьев меня вообще ничто особо не интересовало. Пару раз он пытался, добросовестно пытался, ну, ты понимаешь, о чем я, – Оля лукаво улыбнулась Саше, которая опять смущенно раскраснелась. А Оля заговорщически усмехнулась и добавила с плохо скрываемым презрением: – Поначалу-то я думала, что так и должно быть, полежит со мной, потрется об меня своими сморщенными телесами, вздохнет, да отвернется. А потом и вовсе перестал. Мы много путешествовали, да и в его конторе много всяких…господ интересных…И я со временем научилась с этим жить. В этом была даже своя прелесть, – она зло усмехнулась и приподнялась, чтобы затушить сигарету в пепельнице на полу. Потом посмотрела куда-то в сторону и сухо сказала: – Зато теперь, стоит мне захотеть, я любого мужика могу заставить есть с руки или лизать носок моей туфли…Что делать, если душа и тело просят любви, а, Сашка? Испорченная, да? Да, испорченная, – Оля невесело расхохоталась и опять легла, видимо, наслаждаясь тем, как смущала своими словами Сашу.
А Саша вдруг разжала ладошку и оттуда выпал платок Косыгина. Ольга снова усмехнулась. Нет, она не покраснела, не испугалась, а просто усмехнулась.
– Я знаю, что ты думаешь, – сказала она вдруг, взяв пальцами платок за кончик, и помахала им в воздухе.
