попытавшись совершить марш-бросок к лестнице на второй этаж. Кощей помешал ему, вцепившись в подол пальто. – Я не для того три дня пытался её забыть, чтобы наткнуться здесь!
– Ты пытался меня забыть? Почему? – из дверей кухни показалась Варвара.
В заботе о сохранности служебной формы, жнец больше не пытался сбежать, лишь уставился в пол, стал быстро и бестолково оправдываться:
– Мы друг другу не подходим, я трудоголик, я испорчу тебе жизнь…
Спустя бесконечно долгое мгновение он почувствовал, как его обнимают тёплые руки. Варвара прижалась к его груди крепко-крепко, словно боясь, что он ускользнёт.
– Не надо врать, дядя Кощей мне всё рассказал. Это из-за Велеслава. Не скрою, меня мучает любопытство, и решила, что обязательно выясню, кто это такой, но… все эти дни я скучала вовсе не по нему. А по тебе… айсберг ты мой холодный.
За неимением надобности держать его дальше, Кощей отошёл Варваре за спину и сделал страшные глаза, мол только попробуй опять ляпнуть какую-нибудь глупость.
Но жнец и сам уже не мог бы произнести ничего кроме:
– Я тоже. Я тоже по тебе скучал.
Глава 11. ♜ Имя ему Хан
Следующей ночью Велеславу во сне привиделась бабушка, чего отродясь не случалось. Он даже не узнал её сперва: привык к синему сарафану да седине в чёрных косах. Во сне же Бахира была моложе да одета, как подобает владычице степей: в меха, шелка и перья соколиные. Видать, такой её дед и приметил да влюбился без памяти.
Подошла она к Велеславу, как встарь рукою ласково по волосам провела и заговорила с убеждённостью:
– Внучек мой, как за порог сегодня выйдешь – кольчугу под рубаху надень.
Сказала – да истаяла алым предрассветным туманом. За окном петухи заголосили, друг друга перекрикивая. Всё одно – вставать.
Сел Велеслав на кровати и крепко задумался. Неспроста, ой неспроста бабка появилась – за родную кровь забеспокоилась. Мёртвым зачастую виднее, чем живым. Но на голое тело кольчугу натягивать – только мучиться, на вчерашнюю рубаху – и того хуже, по ней стирка плачет, да и запасная поверх кольчуги не налезет… А что, если кольчугу поверх сменной, а уж на неё – парадную, красную натянуть? Та как раз широкая – на вырост, на долгие годы.
Обрядился он таким образом, вышел к столу. Там отец уже сидел, мать его свежими гречишниками [1] потчевала. При нём она упрёков не говорила, долг кроткой жены исполняя – да вот слова свои неизменно будто ему в уста вкладывала.
– Ты куда это, сынок, в праздничной одёже собрался? Неужто у тебя полотна крашеного немерено, али монет куры не клюют?
– Награждать меня будут, – сам стараясь верить в то, что сказал, ответил Велеслав. – За поимку разбойника.
– Свежо предание, но верится с трудом.
Велеслав скрипнул зубами от досады, но сдержался, промолчал. Да и что сказать-то? Хоть Некрас и душегубец почище прочих, не первого его молодой стражник ловил да в темницу бросал в надежде на славу и почёт. Вот
