курица, рябая…
– Следить надо лучше за скотиной!
– А ты только и рада чужое добро к рукам прибрать! Пропала, значит, месяц её нет, а потом гляжу – высидела цыплят в лопухах, не ко мне во двор повела, а к этой!..
– Небось, у тебя жила впроголодь, ты известная жадоба!
– Ты в мои лари не заглядывай, за своими следи! Хорошо устроилась: и курицу и приплод прикарманила!
– А может это вовсе мой приплод?
– Это с какой это стати – твой?
– А с такой, что от петуха моего, твой доходяга уже давненько кур не топчет!
– Лишь бы чего выдумать! Воровка!
– Ротозейка!..
И чем дольше слушал это Велеслав, тем голоса становились всё более тягучими да гнусавыми, будто сквозь толщу воды пробивались. В глазах помутнело, лица исказило, будто не люди перед ним, а чудища морские… Голову что ли напекло, пока шёл? Или голове той невмоготу ерундой такой забиваться?
– Поделите, – сказал-рявкнул он, и спорщицы враз от неожиданности подскочили.
– Что поделить-то? – робко спросила одна.
– Цыплят, – объяснил Велеслав. – Поровну.
– Да как же их делить-то? Я их кормила, выхаживала, а теперь отдать?!
– Так и отдать, раз не твои!
Спор готов был разразиться с новой силой.
– Тихо! – Велеслав оборвал зарождающуюся брань. – Коли сами не разобрались, стражу позвали – так и делайте, как я говорю. Пререкаться после будете. А то, как на соседей жаловаться – то «стража! стража!». А как язык с крючка снять да против тех, кто людей убивает да обирает свидетельствовать, – так затихаете, словно мыши под веником!
Сказал это да развернулся, прочь пошёл.
– Чё это с ним? – вопросил какой-то дедок в недоумении.
– Эй, стражник! А ну вернись, мы ещё не закончили! – в трогательном единодушии кричали спорщицы в спину, но он уже будто и не слышал, просто шёл, куда глаза глядят.
Тяжесть на плечи навалилась, к земле прижала, будто чёрт на них сидел да шептал слова нелицеприятные. Что хоть в узел он завяжись, а навсегда «ордынцем» останется. Что не подвиги человека делают, а начальственное одобрение. Что хоть именованием ему великую славу уготовили, не сдюжит, не добьётся. Что бросить нужно, смириться, бессилию своему отдаться, пойти, что ли, правда в пекари. Все так живут, и он уж как-нибудь проживёт, пока не помрёт от старости…
Волшба ли то была, наваждение, но часы пролетели единым мигом. Солнце за край земли закатилось, месяц показался. И уж не посад позади, а лес возле дороги торённой, разбойниками облюбованной.
Велеслав зябко поёжился, встряхнул остывшую кольчугу. Хотел в город обратно брести, да голоса услышал, а один из них – уж больно знакомый. В кустах схоронился, уши навострил.
– Ты, Некрас, не серчай! – взмолился один их лиходеев. – Коли бы он
