и далеко не самой ведущей тогда редакции.
– Я тогда долго думал, кого из вас взять, Ник. И, честно тебе скажу, ставил на него.
Что-то внутри неприятно перевернулось. Надеюсь, это не жизнь, которая пытается встать с ног на голову.
– Даже в тот момент, когда вы оба принесли мне тестовый материал. Это была какая-то ерунда, я даже не помню, о чём вы писали. Мы с Хитер хотели посмотреть, что вы оба вообще умеете.
Я усмехнулся: зато я помню. Я оббежал полгорода, чтобы узнать, к кому обратиться по вопросу установки мусорорасщепляющих урн – они, видите ли, стояли не каждой остановке. Глупость жуткая.
– Я читал ваши тексты и понимал с каждой строчкой, что тот парень выигрывает по всем параметрам. А потом я посмотрел на вас, Ник. На него, техничного, правильного, в костюмчике с иголочки. На его текст – четкий, официальный, полный фактов. И на тебя – в этих твоих потёртых джинсах, футболке с какими-то дурацкими надписями. И на твою писанину, похожую на эссе на тему, с твоим этим юмором. Ты, видимо, по моему взгляду понял, что к чему и ляпнул что-то вроде: „Удача не на моей стороне, босс? Зря, выходит, поклонялся этой сучке. Типичная женщина“.
Я снова усмехнулся. Я этого не помнил. Я вообще не запоминаю тот поток глупости, который несу. В памяти остаются только его последствия.
– И вот тогда, Ник, я понял, что мне нужен именно такой человек. Человек, который не спросил меня о размере оплаты в первые минуты знакомства, человек, который, услышав задание, не скривил нос, а просто пошёл и сделал – так, как умел, не боясь, что услышит что-то не то, человек, который воспринял отказ не как личное оскорбление, а посмеялся в лицо неудаче. А ещё у тебя глаза горели, Ник. Как ни у кого из тех, с кем я работал раньше. И это было видно по твоему тексту.
Я снова оторвал взгляд от пола. За таким ворохом комплиментов обычно идёт тирада разочарования. Гардо же продолжал, разговаривая со столешницей:
– В тот момент, Ник, я понял, что только такой, как ты не побоится залезть в самое пекло ради того, чтобы помочь маленькому гетто на окраине, не сбежит по первому требованию полиции или недовольных жителей, а найдёт способ раздобыть, узнать, расспросить. И, главное, я понял: ты – не из тех, что продаст правду за чистый костюм.
И я, и Гардо, и все остальные коллеги знали, что тот „СтилВью“ давно перестал оправдывать своё название. Они писали и показывали только то, что им разрешали. Негласное корпоративное издание правительства.
Гардо буравил меня взглядом.
– И?.. – не выдержал я. – Я не оправдал твоих ожиданий?
Он вздохнул. Не тяжело, не грустно – обычно, как вздыхают в перерывах между работой.
– Не помню, сколько раз я гордился собой.
– Может, „тобой“?
Опять оно вырвалось само. Я прикусил язык, ожидая нового взрыва, но Гардо был спокоен.
– Нет, Ник, собой. Гордился тем, что взял тебя, а не его. Ты, может, и не знаешь, потому что эти звонки с благодарностью поступают
