в готовности бросить гранату и открыть огонь из своего автомата. Помещение оказалось заполненным людьми. Женщины держали на руках детей. Старики, пожилые женщины, мальчики и девочки внимательно смотрели на меня. Многие плакали или что-то кричали от испуга.
Я крикнул им как мог громко:
– Успокойтесь!
Шум внезапно стих, все глаза, полные страха, смотрели в мою сторону.
– Кто-нибудь говорит или понимает по-немецки?
Короткий шепот, а потом через толпу проложил себе дорогу какой-то старик, который обратился ко мне:
– Я немного понимаю.
– Тогда скажите всем этим людям, что им нечего бояться. Мы не воюем с женщинами, стариками и детьми[10].
Тот перевел общий смысл на русский язык.
Я продолжал:
– Все скрывающиеся в этом помещении солдаты должны выйти вперед по одному и сдать свое оружие. С вами ничего не случится! Остальные могут оставаться в этом подвале и ждать дальнейших указаний!
После того как старик перевел мои слова, от дальнего угла отделились семеро солдат. Их отправили наверх, где разоружили. В это время ко мне вниз спустился и унтер-офицер Павеллек. Уроженец Силезии, он говорил по-польски и мог донести до этих людей то, что я хотел им сказать. Я почувствовал, как эти несчастные создания испытали явное облегчение, когда поняли, что мы, немецкие солдаты, не ведем себя так, как это описывала их пропаганда[11]. Павеллек распорядился, чтобы старик поддерживал в помещении спокойствие и порядок. Когда мы вернулись на первый этаж, я убедился, что мы захватили в плен семнадцать русских. Еще примерно двадцать отошли к следующему кварталу зданий. Фельдфебель Гроссман и лейтенант Фухс сразу же закрепились на той стороне здания, что смотрела на восток. Мы с облегчением убедились, что все наши потери составили только три человека ранеными и ни одного погибшего[12].
Было почти 17.00. Оба штурмовых орудия выжидали на замаскированных позициях в готовности отразить удар противника с любого направления. В это время наши соседи слева[13] тоже пошли вперед рядом с нами.
В нашем секторе почти не было слышно звуков боя. Я спустился к нашим чудесным помощникам.
– Герр Хемпель, от имени моих солдат я хотел бы от всего сердца поблагодарить вас за великолепно организованную поддержку. Вы сами можете убедиться, что ваше вмешательство обеспечило чудесный исход.
– Герр Холль, мы только выполняли свой долг, так же как и вы и ваши люди.
– Вы действовали превосходно. Но как насчет завтра? С вашей помощью нам было бы гораздо легче идти вперед.
– Вы абсолютно правы. Я доложу своему командиру и постараюсь узнать, можем ли мы поддержать вас завтра. Если нам разрешат это, мы сможем быть здесь завтра, но не раньше 09.00.
– Ничего, главное, чтобы вы вообще появились. Следует ли мне доложить вашему командиру, насколько значительной
Целью немцев в войне была расчистка «жизненного пространства» для будущих поколений германской нации. И истребление гражданского населения прямо прописывалось. Так, в одном из пунктов «Памятки немецкого солдата» было записано: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек». Немецкие военнослужащие официальной директивой были освобождены от ответственности за любые преступления против мирных жителей.
Зверства немцев по отношению к советским военнопленным, особенно в 1941 г., хорошо известны.
Весьма сомнительно, если речь идет об уличных боях.
Там действовал 171-й разведывательный батальон.
