что делать?
– Соскреби. Если не удастся, то сожги после переписывания.
– Поняла, – понуро повесив голову произнесла она.
Парень же, покачав головой и поцеловав её напоследок, направился к Евдокии, которая, сидя у котелка, внимательно за ними наблюдала.
– Как у тебя дела, мам? – максимально добродушно спросил он.
– Помощи дочери не хватает, – с лёгкой издёвкой ответила она. – Вон баклуши бьёт. Бездельница.
– Она занимается делом.
– Да какое это дело? Кому какая польза от её возни с этими закорючками?
– Ты сама в этом виновата.
– Я?!
– Недосмотрела за дочерью. Вот кто и сглазил или ещё какую пакость навёл. Да и потом. Неужели тебе было непонятно, что она не притворяется? Что действительно не понимает и не умеет? Отчего не учила добре?
– Не верила, – серьёзно произнесла Евдокия. – Да и какая это волшба, если от неё грамоте обучаются?
– Чего не ведаю, того не ведаю.
– Да? А мне тут сказывали – с волколаком ты совладал зимой.
– Устинка с Егоркой языком мелят, что метлой метут?
– Потрепаться они здоровы, – согласилась Евдокия, усмехнувшись. – Сказали ещё, что ты тому волколаку предложил мир и братание. Да он не согласился.
– Брешут. И про волколака, и про братание.
– Мы с тобой одной крови, ты и я, – произнесла Евдокия. – Не твои ли слова?
– Слушай. Не нужно повторять всякие глупости за этими бестолочами. Они от страха тряслись в землянке, так что мне неведомо, что им почудилось. А про волколака я уже тогда им сказал – сие глупость.
– Не поэтому ли ты крепостишку ставишь? Не нового ли их прихода боишься?
– Есть существа пострашнее волколаков.
– Кто же?
– Татары. Разбойники. Да даже свои собственные поместные дворяне, что с ума попятили от жадности.
Евдокия зло зыркнула, но промолчала.
– Не расскажешь, что ему воевода посулил?
– Нет.
– Пётр мёртв. Воевода уехал. Какой смысл молчать? Я хочу знать, к чему готовиться. Ты ведь понимаешь, Петра твоего подставили под удар. Кто-то воеводу настроил против него. Он ведь в сотники метил. Не так ли? Понимаешь, что произошло?
Евдокия отвернулась. Молча.
Андрей с минуту подождал. Пока не догадался присесть рядом и обнять её. И тёща зарыдала. Тихо. Просто чуть подрагивая. Но в три ручья.
– Его сгубили. Свои же, – вкрадчиво произнёс Андрей.
И Евдокия не выдержала, начав подвывать, схватилась обоими руками за лицо.
– Что они ему сказали?
– Если бы я знала, – давясь слезами ответила она. – Он ничего мне говорил.
– Совсем ничего?
– Да. Он был словно одержим. Глаза горели. А сам словно не свой.
– Ясно, – примирительно добавил Андрей. – Я по осени в Тулу собираюсь.
