все, что бы он ни думал или ни говорил, какими бы мотивами ни объяснял свое поведение, – все это пустышка, ложь, или, скажем мягче, рационализация. С этой-то невыносимостью человеку помогает (естественно, в кавычках) справиться вся существующая психология и религия, уверяя, что все в порядке и бессознательного как бы нет. Даже в психологии и психотерапии, ежели и говорят о бессознательном, то скорее употребляют это понятие как фигуру речи – согласны ведь, Владислав Евгеньевич? Столкнуться с реальной драмой существования бессознательного большинство современных психологов и психотерапевтов, сколь это не покажется странным, не рискуют». – «Полностью согласен, – поддакивал гость, – я вот хоть и числюсь психологом, но к психологии современной уважения не испытываю. Более того, даже чураюсь, чтобы меня самого психологом называли». – «Молодцом! – одобрительно кивнул Алексей Всеволодович. – Молодцом, так держать! Надеюсь, вы понимаете также, что, если существует бессознательное, значит, существует Желание! – Слово «желание» было сказано таким тоном, каким обычно произносится самая горячая молитва. – Но, увы, увы, в бытовом языке желание предстает в абсолютно безобидной, ни к чему не обязывающей форме. В понимании желания как суммы хотений нет коллизии вытеснения, конфликта, вины, драмы запрета, которые подлинное Желание всегда на себе несет. У Желания нет множественного числа. Желание – понятие уникальное и не сводимое к сумме прихотей».
Меж тем Лебедько заметил, что опьянение почти совсем отступило. Желая проверить сей отрадный факт на деле, он встал и твердым шагом прошелся по комнате взад-вперед, тут же сочинив вопрос: «А что вы можете сказать на то, что существует седая и древняя философия, которая не только выделила понятие Желания, но и совершила шаги, дабы показать, что, видите ли (в это «видите ли» Владислав Евгеньевич умудрился вложить такую язвительность, какую только позволяли все его артистические способности), эту функцию можно преодолеть? Что, дескать, есть такое состояние субъекта, в котором от Желания можно и вовсе избавиться?» Закаулов такой постановкой вопроса остался доволен и, прикуривши новую папироску, ответствовал: «Буддисты пытаются представить Желание как иллюзию, вмешивающуюся в жизнь субъекта и пытающуюся ее разрушить, то бишь оторвать от пристойных занятий, могущих даровать человеку спокойствие и тихое блаженство. На это направлены многочисленные психопрактики, получившие оживление в разных формах. И это притом, что сегодня, – тут Закаулов вновь разразился смехом, да так, что даже и закашлялся, – сегодня человек, как никогда, менее всего может рассчитывать, что от травмы Желания ему удастся отделаться. В слишком большое количество историй мы вляпались после того, как наше существование стало фрагментарным – а это уже тысячи лет! И именно поэтому Фридриху Ницше удалось доказать, что бог мертв. Как вы понимаете, это означает, что дискурс бога перестал оказывать на человека сколь-нибудь серьезное влияние, несмотря на все усилия
