торопливо, а потом вновь побежала. Впереди, прямо посередь дороги, валялось что-то тряпичное, пестрое, и в этой куче Настя безошибочно разглядела знакомую зеленую нить. Рванулась вперед быстрее, но усталые ноги не хотели ускоряться, скользили на неровной горке, дыхание сбивалось, в висках стучало. Она упрямо переставляла негнущиеся ноги, не отводя глаз от яркой зелени нити. Она не видела ничего вокруг, только эту нить, которая постепенно росла, сплетаясь в сложный узор, который вился в середине потерянного пояса.
Настя упала перед ним на колени, подхватила на руки, прижала к лицу. Точно его. На минуту закрыла глаза и совершенно явственно представила его спину в распахнутом полушубке, медленно бредущую рядом с санями. Она вскочила и вновь пошла в гору. Теперь она знала, что точно нагонит его. Какое-то внутреннее чувство позволяло ей отчетливо видеть его образ. Она, наконец, одолела подъем и наяву увидела то, что маячило перед внутренним зрением. Он действительно медленно, слегка покачиваясь из стороны в сторону, брел, как пьяный, слегка ссутулившись и наклонив голову. Умная кобыла шла рядом.
– Егор, – что было сил крикнула Настя, но изо рта вырвался только слабый хрип и облачко белого пара. Она попробовала еще раз, но заиндевевшие губы и щеки не слушались. Язык сухим комом лежал во рту, дыхание замерло где-то в глубине глотки. Наружу вырвался только слабый стон, напоминавший его имя, которое он, конечно, не услышал. Настя собрала последние силы и вновь пошла, затем, набирая скорость, побежала. Сейчас под гору двигаться становилось легче. Ноги заработали с новой силой. Настя уже не просто бежала, она стремительно и легко неслась вниз. Неудобные валенки перестали скользить, дыхание выровнялось, только предательские слезы, то ли от мороза, то ли от радости, застилали глаза, мешая смотреть. Она уже почти догнала его, когда сани поравнялись с поворотом, который вел вдоль последней заводской улицы к широкому Барнаульскому тракту. Лошадь чуть замедлилась, а потом привычно начала поворачивать вправо. Егор тоже умерил шаг, мотнул головой, как будто просыпаясь, тоже стал поворачивать.
– Егор, – хлестко и громко разнесся по улице звонкий девичий голос. Он резко крутнулся, как от удара, увидел ее, встал, онемев в нелепой позе, как дерево врос в землю ногами, не в силах пошевелиться, не веря глазам. А она уже подлетела к нему с улыбкой и слезами на глазах, упала на его руку, бессильно цепляясь за рукав.
– Егор, – еще раз тихо выдохнула она, выпрямляясь. В этот момент она поняла, что не знает, что ему сказать, как объяснить, что с ней происходит, как начать свою просьбу, что рассказать о своей жизни. Не могла начать, только смотрела на белесый шрам на щеке, вдыхала его сильный, чуть отдающий самогоном запах, нервно теребила скомканную в руках опояску и не могла вымолвить ни слова. Ему и не нужны были слова, он молча любовался этой улыбкой и не верил в так внезапно свалившуюся на него удачу. Так они стояли, разговаривая
