после долгой, какой-то звенящей паузы спросил Антон. – Это вообще законно?
– В приложении «Мой налог» мой вид деятельности указан как «прочее».
Он снова надолго замолчал, переваривая услышанное.
Возможно, на полном серьезе прикидывал, что указано в моей медицинской справке.
– Карты, – осенило Антона внезапно, – скамейка, загс!
– Бинго, шайба, бито, гол! – в тон ему воскликнула я и, кажется, снова пошатнула душевное равновесие собеседника. Требовалось как-то компенсировать нанесенный ущерб.
– Хочешь шаурмы? – предложила голосом человека, способного достать звезду с неба.
– А у тебя что, с собой? – осторожно спросил он, вроде бы готовый почти ко всему.
Да, огорченно подумала я, принести с собой еду было бы куда практичнее крокусов.
– С собой ничего нет, – преувеличенно бодро прощебетала, – зато я знаю место, где подают отличную шаурму, и совсем рядом.
– Совсем рядом здесь только блошиный рынок, кладбище и горстка старых развалюх, которые давно пора снести.
– Точно, – закивала я, – и отличная шаурма.
Некоторое время Антон задумчиво пил кофе, словно решая про себя какую-то мегасложную задачу.
Терпеть не могу, когда люди так поступают.
Ты говоришь о самой простой вещи в мире – о еде, а они в ответ хмурят брови с таким видом, будто собираются запускать ракету в космос и никак не могут решить, с какой стороны присобачить для нее стартер.
Я неодобрительно таращилась на него всю эту длинную неловкую паузу.
Вот бы роста ему повыше, брови погуще, подбородок порешительнее. Тут, конечно, придется допиливать напильником: первым делом изменить прическу, сделать ее покороче. Слишком много волос для слишком ранней седины.
– Не нравлюсь? – вдруг спросил он. – Ты смотришь на меня, как придирчивая буфетчица на осетрину второй свежести.
– Какой у тебя рост? – уточнила озабоченно.
– Я ниже брата на восемь сантиметров, – огрызнулся Антон с нежданной свирепостью. – Моложе на пятнадцать лет. И уж точно не награжден никакими талантами. Еще какие-то вопросы?
– Полно, – охотно откликнулась я.
Меня так восхитила его резкость, что и словами не передать.
Наконец-то хоть что-то настоящее, правдивое, искреннее.
– Я так тебя понимаю, – воскликнула и, повинуясь порыву, схватила его за руку. – Алеша так ярко сияет, что порой я дышать забываю, когда на него смотрю.
– Что, – отрывисто спросил Антон, – по-твоему, ты сейчас делаешь?
Должно быть, на моем лице отразилось непонимание, потому что он выразительно опустил взгляд, указывая на наши руки.
Это ведь очень социально, правда? Человек вываливает на тебя свои детские комплексы, а ты – ангельская душа – демонстрируешь, что разделяешь его чувства.
– Приходишь
