ты можешь сказать!
– Вон у него лучше спроси, он куда посвященней меня, – и киваю в сторону палача.
– Он здесь, и тем красноречив. Меня интересуешь ты. Судя по тем болям, что ты испытываешь – ты мразь!
Подонок и негодяй!
Списанный материал!
Бельмо вспыхнуло ярче и вздохнуло. Так мне показалось.
– Но…
– Но?
– Да я употребил этот союз, будь вместо него более категоричный «а» – неизбежная смерть.
– Но, – я поднял этот союз как знамя над пылающей головой. Ладонь, только что обхватывающая темя, обратилась к небу.
– Ты не лукавил в своих поступках. Не открещивался, не задаривал, не изображал из себя благотворителя и поборника правды. Твоё «да» звучало как «да», и твоё «нет» было «нет».
– Бывает иначе?
– Зачастую. Ты умертвил в себе дух, но дух не покинул тебя, ты сомневался – он воскресал. Ты распинал, и он корчился в муках на том кресте. Имя тому измождённому вестнику – совесть. Поэтому я произнёс «но…».
Но ты сможешь жить.
– Я-а-а-а?
Наверное, голова не выдержала сама таких изощрённых пыток, дёрнулась и оторвалась от тела. Я даже поискал её на полу. Раньше тьма хоть и была пугающей реальностью, но реальностью там, снаружи.
Теперь она проникла внутрь меня. Всей своей сутью я ощутил, как её щупальца вползают в меня, оплетают органы и подступают к рассудку.
Как немеет сознание и остаётся тончайшая светлая нить между мной и бельмом, сказавшим «но…» вопреки всему происходящему со мной сейчас. Вопреки врачам! Вопреки смерти!
– Я-а-а-а, – сплевываю кровь, – я-а-а-а… смогу… жить…
– Ты прежний – нет.
– Но…
– Выбирай, ты человек. Вот твоё «но», – мелькнул лист. Белый фон весь был испещрён многоточием и лишь в конце, в самом нижнем правом углу было напечатано «но».
– Как видишь, он уже подписан. Тобою. А вот новый союз, – и снова белый лист, покрытый многоточием, в верхнем левом углу, в самом начале им предшествуют всё те же две буквы.
– Как видишь сам, этот лист без резолюции, но с заглавием.
Теперь я видел сразу два листа.
– Итак, выбирай. На одном твоя воля, на другом… жизнь.
– Человек без воли…
– Человека без воли не может быть. Тебе же сказано: выбирай!
– Я буду рабом?..
– Опять же тобой сказано.
Точки закружились передо мной в хороводе, листы затряслись под их лихим плясом.
То ли хоровод действовал гипнотически, то ли точки расхватали все инструменты – иглы, пилы и гарпуны – из саквояжа палача, но боль отступила.
Одна плясунья подскочила и задорно пыталась подхватить меня и увлечь. Стройной обольстительнице почти удалось, я уже, было, поддался и шагнул на край листа. И тут же страх вернул меня обратно: что там, внизу?.. Я перепутаю листы и выберу не тот!.. Среди мельтешения и сам мельчаешь. И тут как озарение:
– Пусть
