черные пуговки, она сдвинула темные брови, глядя на фургон за нами. Подносит руку ко рту и, пошатнувшись, едва не падает.
– Нам понадобятся еще полотенца.
Я выхожу из коляски, меня мутит и все еще качает после долгой дороги. Оба извозчика берутся за ручки гроба. Лед растаял, и по пыльной дорожке тянется тонкая темная линия.
– В столовой все готово, – говорит Кэти.
– Спасибо.
Она спешит впереди меня.
– Я попрошу Сиршу принести нам еще полотенец.
Стулья заранее сдвинули к стене, чтобы можно было сесть у гроба. Летние занавески задернули, отчего вся комната приобрела грязно-бежевый цвет. Воздуха нет: из-за жары окна закрыты. Кэти уже раздвинула стол, укрыла муслином полированное дерево. Я поворачиваюсь к буфету. Изучаю узор на новых обоях: переплетающиеся виноградные лозы и пышные пальмы. Под этими пальмами спрятаны прежние бледно-персиковые обои, которые Лидия выписала из Бостона. Но Кэти нравятся новые. Ковер скатали. Шаги мужчин отдаются эхом, и если бы зеркало не закрыли черной тканью, я бы увидела в нем, как они водружают на стол гроб с телом Алисы.
Кэти поставила на буфет букет летних цветов. Я провожу по ним рукой, давлю веточку лаванды, которую она положила у большой чаши с водой. На полу стоит корзина со скатанными цветными тряпочками. Мне следует поблагодарить ее, но мысль еще об одном долге мне тяжела.
В комнате Тоби у меня над головой что-то падает. Наверное, Лайонел играет с мальчиком, отвлекает его, они катают обруч палкой прямо в доме, что Кэти запрещает.
Кожаный ремень вытягивают из латунной пряжки, ящик со льдом или с тем, что от него осталось, отстегивают.
– Порубим его на улице, – говорит один из мужчин.
Они расколют лед, чтобы мы могли обложить им тело, спрятать лед под муслином.
– Это необязательно, – говорит Кэти. – Никто не придет с ней прощаться.
– Я бы хотела посидеть с ней ночью.
Лаванда хрупкая; я вжимаю в соцветие большой палец, подношу его к носу.
Кэти кивает:
– Тогда лед нужен.
Сосновый ящик остается на полу. Мужчины быстро разбираются с крышкой. Я не отрываю глаз от обоев. На каждой третьей лозе узор на стене разворачивается в другую сторону, скрывая ярко-оранжевый цветок. Зачем Кэти поменяла обои? С ними все было в порядке, и из моды они не вышли. Какое расточительство, и это во время войны.
– Взяли, – говорит один из мужчин. Один у головы Алисы, другой у ее ног, они снимают крышку почти беззвучно, только шорох муслина да легкий стук дерева. – Если нужен лед, он будет в тени под тисом.
Я смотрю на дверь, на Чарли, который, заткнув шапку за пояс, скатывает кожаные ремни. Он забирает молоток у извозчика, пристраивает его за поясом рядом с шапкой.
Кэти сидит у стола и раз за разом проводит рукой по лифу. Потом берет часы, приколотые к поясу.
– Это всё?
– Всё, мэм.
– На кухне кекс и лимонад. Угоститесь перед уходом.
Она
