следующие минут десять-пятнадцать, на большее его пока не хватало, вкратце рассказал Леониду Андреевичу то, как после поездки в какой-то проклятый дом его начисто скосил какой-то неведомый физический, а, главное, еще и психический недуг. Как на пустом месте его выдергивало на какие-то дикие, необузданные эмоции, как душил днями и ночами беспочвенный страх, как не давали спать кошмары. И это его – уравновешенного, самодостаточного человека!
– Лёник, – жарко шептал Паук, – я был один, дома. Ничего не делал, но во всей этой хрени так измотался, что ноги чуть волочил. Вот! – Он указал на голову. – Зацепился за ковер и башкой в тумбочку…
– Это ерунда, – снова осматривая рану, прогудел себе под нос доктор, – до свадьбы заживет. Только кожу содрал. Зацепил где-то сосуды. Зрачки в норме. Тошнило?
– У меня и до падения тошнило, – отмахнулся Паук, – и хреново стало еще до того, как рухнул в угол. Лёник, но такие эмоции… Они высосали из меня все! Мне сейчас даже трудно руку поднять, чтобы нос почесать …
– Ну да, – продолжая попутно осматривать пациента, заметил Леонид Андреевич, – а еще 180 км до Лиды отмахал за рулем. Как ты доехал-то, бродяга?
– На автомате. – Замечая, что все речи не произвели на друга должного впечатления, упадшим голосом просипел Артём и отвернул голову к стене.
Синкевич, не придавая этому значения, закончил осмотр, после чего наскоро пробежав глазами по бумажному листу удерживаемом зажимом на его пластиковом планшете, заметил:
– Что до твоего блога и канала на ютубе, ничего не скажу – не видел, надо будет посмотреть и почитать. А вот по твоему состоянию, брат, дело плохо. Судя по тем данным, которые у нас есть, из своих тридцати с лишним лет жизни ты не был в отпуске ни разу. Отдыхать не пробовал?..
– Лёник, – упавшим голосом ответил Паук, – я и сейчас уже больше недели в отпуске. Не поверишь, до этой поездки от меня аккумуляторы можно было заряжать. Говорю же, это ночевка в этом чертовом доме меня так подкосила.
– Ты говорил прошло всего несколько дней? – С недоверием спросил доктор.
– Так и есть, – чуть не плача, дрогнул всем телом Артём. – Если оно и дальше будет катиться – я скоро сдохну…
– Ну, ты это, – поднял руки вверх Леонид Андреевич и с улыбкой добавил, – не забывай где находишься. Не надо портить нам статистику. Все нормально. Сюда не привозят тех, кому хорошо. Заметь, в твоей палате ты пока один. И в соседней дядя – один. В подавляющем большинстве случаев людей отсюда выписывают или переводят в стационары. Не ты первый, не ты последний кому так плохо. Будем наблюдать…
– Лёник, – попытался податься вперед больной, – я тебе точно говорю – сдохну! Когда очнулся сегодня – увидел какой-то темный силуэт до потолка…
– Ну хва-а-тит, – кисло сморщился доктор, собираясь уходить. – Твое физическое состояние мы подтянем, а вот с психологическим, брат, у нас тут плохо с такими специалистами. Не наше направление. Прости, меня ждет работа. Надо еще и с соседом твоим побеседовать, слышишь, кашляет? Видать ревнует…
Синкевич снова располагающе
