style="font-size:15px;"> – Да! – произнёс Комсток.
Глядя Уилкинсу в глаза, он едва заметно покосился на Даниеля. Уилкинс отвечал таким же еле заметным кивком.
– Мистер Уотерхауз, имею удовольствие вручить вам приказ лорда Пенистона*[28], – сказал Комсток, вытаскивая устрашающего вида документ с толстой восковой печатью на шнурке. – Предъявите его страже в Тауэре завтра вечером – и хотя мы будем в одном конце Лондона наблюдать демонстрацию фосфора, вам придётся оставаться с мистером Ольденбургом в другом, дабы позаботиться о его нуждах. Мне известно, что ему нужны новые струны для лютни… перья… чернила… некоторые книги… и, разумеется, есть огромное количество непрочитанной почты.
– Непрочитанной ГРУБЕНДОЛЕМ, – сострил Пепис.
Комсток повернулся и наградил его таким взглядом, что Пепису показалось, будто он смотрит в жерло заряженной пушки.
Даниель Уотерхауз и епископ Честерский обменялись быстрыми взглядами. Теперь они знали, кто читает заграничную корреспонденцию Ольденбурга: Комсток.
Граф повернулся и вежливо – но неприятно – улыбнулся Даниелю.
– Вы остановились в доме старшего брата?
– Да, сэр.
– Я распоряжусь, чтобы утром вам принесли пакет.
Карета развернулась на южной границе Чаринг-Кросс и остановилась перед красивым новым особняком. Даниеля, который явно исчерпал свою нужность, самым учтивым и ласковым образом попросили перебраться на крышу. Тот выполнил просьбу и без особого удивления увидел, что они остановились перед лавкой мсье Лефевра, королевского аптекаря, – той самой, где Исаак Ньютон провёл почти всё сегодняшнее утро и по тщательно организованной случайности встретился с графом Апнорским.
Дверь открылась. Человек в длинном плаще, чёрный на фоне светлого дверного проёма, вышел наружу и направился к экипажу. Как только он оказался дальше от освещённых окон, в темноте, стало видно, что от края его плаща и от кончиков пальцев исходит странное зеленоватое сияние.
– Моё почтение, мистер Уотерхауз, – сказал он, и, прежде чем Даниель успел ответить, Енох Красный залез в карету и захлопнул за собой дверцу.
Карета свернула с Чаринг-Кросс на мощёную площадь перед Уайтхоллом. Они ехали прямиком к воротам Гольбейн-гейт – узкому готическому замку с четырьмя зубчатыми башенками. Скопление невыразительных фронтонов и печных труб скрывало открытое пространство слева, сначала Скотленд-Ярд – неправильную мозаику дровяных складов, шпарней и винокурен с грудами угля и поленницами дров, а дальше – Большой двор Уайтхолла. Справа – где в детстве Даниеля был парк с видом на Сент-Джеймский дворец – высилась теперь каменная стена в два человеческих роста, совершенно глухая, если не считать бойниц. С кареты Даниель видел за ней ветки деревьев и крыши деревянных строений, которые Кромвель возвёл для своей конной гвардии. Новый король, вероятно памятуя, что площадь эту некогда заполнил народ, сошедшийся на казнь его отца, сохранил и стены, и бойницы, и конную гвардию.
Через
То есть Нотта Болструда. По причинам протокольного характера король, при назначении государственным секретарём, возвел его в сан пэра. Король выбрал дня него титул графа Пенистонского, чтобы Болструд, ультрапуританин, не мог поставить свою подпись, не написав слово «пенис».
