становится мне ответом. Он умеет не только шутить, но и радоваться своим шуткам, гляньте-ка. По жизни надо пройти с горделивым прищуром, чтоб показать Богу, что его шутка дошла!
Мы выходим гурьбой из лифта, попадаем в небольшое фойе, за дальней стеной которого уже видна огромная столовая. «Корм», – всплывает у меня в голове слово, которым Рус называл еду, которую им давали в офисе. Меня это слово бесило просто до чесотки… Насколько же нужно себя не уважать, думала я, чтобы так называть то, что кладёшь внутрь себя?
Но когда я вижу огромное пространство, заполненное столиками и людьми, подносами с муляжами еды на столах, мерцающим светом от мерзких ламп на потолке – мне тоже хочется взвыть: «Люди! Вас держат как скот и кормят на убой едой, которая убивает всякое желание жить и любить! Одумайтесь! Остановитесь! Бегите!».
– Подождите немного, – доносится до меня потрясающе знакомый мягкий голос, – это же только первая версия…
Оказывается, мой герой уже идёт справа от Тимча, и они о чём-то переговариваются. О работе? И хорошо. Это так безопасно и приятно для эго. А я иду и пытаюсь справиться с шариком чувств, что щекочет меня под ложечкой – восхищение, удовольствие, нежность, любопытство… Почему в его присутствии я всегда чувствую себя так? Откуда такие большие волны? Будто он океан, а я море. И в нём ничего не заметно, зато я тут выплёскиваюсь из берегов!
Я беру поднос и пробую расслышать что-то в их разговоре.
– Они в своём репертуаре, им – как всегда – вынь да положь…
– А мы, блин, вынимаем и кладём!
Они о работе. Наверное, он тоже в курсе бесконечной задачи Тимча. Или они про весь наш стиль работы в целом.
– Если б люди хотя бы учились на чужих ошибках! Но нет, всегда одно и то же!
– Пора просто брать за всё деньгами. По-другому они не понимают.
Ох уж эти мужские беседы… Вечное «кто лучше сможет, у кого выше встанет, кто дальше плюнет, кто сильнее кинет, кто мощней ударит». И столько лет псевдоучёные лгали нам, что конкуренция необходима и лежит в основе всех отношений! Интересно, как они доказали бы это родной маме? «Мама, ты конкурировала со мной, пока рожала и кормила меня» – что за бесчеловечная чушь? Ещё и назвать это «врождённым инстинктом» и «двигателем эволюции»! Как так, о Вавилон?
– А что, разве не приятно порой быть предметом инстинкта? – отвечает мне внутри голос Вавилона, – Разве не приятно видеть, как мужчины теряют дар речи, когда ты улыбаешься им от всей души? Разве не нравится тебе, когда тебя так крепко держат сильные руки?
– Не подзуживай меня! – отвечаю я ему, выбирая салат между похмельной морковкой и измотанной вусмерть капустой, – Не надо рассказывать мне, что клин вышибают клином, а инстинкт инстинктом! Что, у меня всего два выхода – драться до изнеможения либо быть трофеем победителя? Или, искушение для искушённых, сначала первое, потом второе?
