дал понять, что рвать жилы и рубахи ради правопорядка не собирается.
– Уж поймите меня правильно, но не для того я нигде никогда не учился, чтобы трудиться не покладая сил. – Заявил как-то Цихоцкий слегка ошарашенным селюкам. – Да и ради кого? Вы в зеркало себя видели, сволочи?
Пан Лешек жил в полицейском участке. Занимался лишь тем, что пил, ел, спал и периодически выходил на улицу, чтобы пострелять в ворон – они, по его словам, напоминали ему бывшую – носатую прожорливую брюнетку.
– Разбирайтесь сами. Что вы, честное слово, как маленькие? – Это был стандартный ответ Цихоцкого на любую жалобу. – И мне вообще не понятно, как вы по улице с топорами и вилами ходите, тут и с пистолетом-то опасно.
Мацей, чтобы ни кому не мешать и не быть затоптанным, забился в уголок и принялся решать, к кому бы из сотрудников обратиться со своей бедой. Главное было, определить какими критериями этот сотрудник должен обладать. Презентабельная, мало отпугивающая внешность – раз. Незанятость – два. Вот, пожалуй, и всё. Выбор Пристора пал на скучающего у стены мужчину лет тридцати с погонами главного комиссара на плечах. Мацей осторожно, чтобы ненароком не спугнуть, приблизился к намеченной цели, встал рядом, и, откашлявшись, произнёс:
– Я прошу прощения, но…
– Что ты натворил?! – Не дал ему продолжить мысль полицейский. – Убил, украл, изнасиловал?! И теперь хочешь, чтобы я тебя за это простил? Но почему именно я? По-твоему, я здесь самый добрый? Отвечай, пока я тебя не пристрелил!
– Я?.. Ничего такого… – Заикаясь, выдавил из себя Пристор, колени которого дрожали так, будто он ни с того ни с сего решил прорепетировать восточный танец.
– Тогда за что ты извиняешься, если ты невинен?
– На всякий случай. – Честно признался Мацей. – У нас в семье так было принято. Отец каждый раз, перед тем как назвать мою мать дурой всегда извинялся и, как мне кажется, это придавало ему благородства.
– Я правильно понимаю, что ты хотел меня оскорбить, но не сделал этого только потому, что я тебя перебил? – Главный комиссар нахмурил брови и положил ладонь на плечо Пристора.
– Да, ну. Разве это возможно? Посмотрите на меня – неужели вы и вправду думаете, что я и себе и вам враг? – Мацей догадался, что попал в ловушку и не слишком теперь понимал, как из неё выбраться.
Пристор скорчил страдальческую физиономию и, благодаря тесным сапогам, вышло у него как нельзя убедительнее.
– Чего ты от меня хочешь? – Спросил полицейский, сделав вид, что теперь верит в отсутствие у Мацея зловредных умыслов.
– У меня украли корову. – С великой скорбью в голосе пожаловался Пристор.
– Тут? В Быдгоще? – Удивлённо спросил главный комиссар.
– Да ну нет, конечно. – Чуточку обиженно ответил Пристор. – В Пясках. Это деревня в ста сорока
