несвежие носки, чего он никогда себе перед поездкой в город не позволял. Возвращаться за стиранными не хотелось – это гарантировало прослушивание новых упрёков, уколов и ненужных вопросов жены, а вслед за этим обострение конфликта. Ружьё хоть и было в руках у Мацея, но оно запросто могло перекочевать в руки Люцины, а той и стрелять особой необходимости не было – как показывала практика, прикладом она орудовала не хуже, чем ножом и вилкой.
– В город, стало быть, едешь?
Пристор вздрогнул. Супруга стояла в двух шагах от него, скрестив руки на увесистой груди. Мацей на всякий случай решил промолчать. Пока Люцина сверлила его взглядом, он напяливал купленные прошлым летом на распродаже сапоги. Обувь была красивой, изящной, с одним лишь недостатком – на размер меньше, чем того требовали ноги.
– Зато сэкономил. – Думал Пристор, по лицу которого можно было решить, что его сажают на кол.
– Бросаешь, стало быть, нас? И ружьё с собой берёшь? А вдруг чудовище?
– Да ты же ещё минуту назад в него не верила и обзывалась алкоголиком! – Тут уж Мацей не мог промолчать.
– А вдруг это будет не то, которое ты видел, а какое-нибудь другое? Может же такое быть?
Пристора в который раз за утро затрясло. Хотелось застрелиться и чудовищно жавшие сапоги усиливали это желание.
– И что же я должен на это ответить? – Подумал он.
На языке вертелись выражения, порочащие честь и достоинство супруги, произносить которые Мацей не решался. Иной раз лучше с минуту придержать язык за зубами, чем прятаться потом неделю по медвежьим берлогам, да по глухариным гнёздам.
– Только ты должна будешь меня прикрывать, пока я не добегу до трактора. – С крохотной долей мольбы выдавил из себя Пристор, протягивая женщине ружьё.
– Ну, и как, по-твоему, это будет со стороны выглядеть? – С нескрываемым удивлением поинтересовалась одна.
– Так, будто жена провожает мужа, а заодно решает поохотиться на уток!
– В начале декабря?
– А откуда ей – дуре, знать, что сейчас не сезон? А муж, конечно же, знал, но для смеху решил промолчать! Бывает же такое?
– Выходит, что ты сам признаёшь, что соседи, увидав меня с ружьём, подумают, что я дура и всё равно настаиваешь на услуге?
– Ну, и что же мне делать? – С отчаянием в голосе спросил Пристор и с мольбой посмотрел на жену.
Люцина молча открыла ведущую во двор дверь, резким коротким ударом по спине переместила Мацея за порог и, не теряя времени, захлопнула дверь снова. По инерции пробежав ещё метра четыре, Пристор остановился и испуганно оглянулся по сторонам. С особенными интересом и тревогой он осмотрел соседскую трёхэтажную домину, резко контрастировавшую с настроенными рядом халупами. Именно этот дворец с недавних пор считался Мацеем обителью зла, о чём ему очень хотелось рассказать хотя бы кому-нибудь, но он не решался,
