командиры были везде генералы, то и боятся и в дело ставят, они того не знают, что генерал-майор или генерал-поручик; где имя генеральское помянется, то и боятся, а ежели где полковник комендантом, хотя бы он какого сословия ни был, страху от него не имеют и в дело его не ставят и называют его маленький господин. Самая нужда быть добрым командиром на Сулаке и в Дербенте, понеже между Дербентом и Сулаком всех владельцев жилище. Меня отправили для исправления дел в здешних местах и дали мне полную мочь, чтобы я привел в доброе состояние и безопасность. Как возможно мне одному здешние дела в доброе состояние привести? В такой опасности Дербент и Сулак остается, что ни малой надежды нет, кроме милости Божией. Здешнего корпуса генералитет, штаб- и обер-офицеры без прибавки жалованья пропитать себя не могут по здешней дороговизне. Офицеры пришли в крайнюю нищету несносную, что уже один майор и три капитана с ума сбрели; уже многие знаки свои и шарфы закладывают; с начала здешнего похода беспременно здесь, кроме несносного здешнего воздуху, в великих трудах обретаются, беспрестанно на караулах, в партиях, на работах, а другие их братья – все служат в корпусе на Украйне в великой выгоде и покое, а жалованье получают ровное; что на Украйне купить на рубль, здесь на десять рублев того не сыщешь, и, по моему мнению, или в жалованье прибавку учинить, или офицерам с переменою быть; еще есть из перемены офицеров и государственная польза, коли офицеры обращаются в воинских случаях всегда в практике; какая польза – один служит, другие покоятся».
Очевидно, прозорливость Петра до некоторой степени передалась и его сподвижнику. Через три четверти века после того, как написал Долгорукий эти слова, Кавказ стал именно ареною воинских кровавых упражнений, в которых вырабатывались и высокий военный дух, и военное одушевление, и стойкость русских воинов.
Тем не менее положение русских в Кавказском крае было все-таки в то время плачевное.
«О здешнем Гилянском состоянии, – писал в Петербург Долгорукий в ноябре-декабре 1726 года, – доношу о воздухе, какой зной язвительный и нездоровый; к тому же солдаты пропитание имеют зело скудное – только хлеб и вода; к тому же и жалованья солдаты не получали одиннадцать месяцев; работы великия, партии непрестанные, труд несут несносный, а выгоды не имеют, лекарств я застал ничего нету, а коли отпускают лекарства ровно, как на другие полки, на Сулак и в Дербент, а сюда надлежит, по здешнему злому воздуху, отпускать втрое против других мест; к тому же лекарей мало зело комплекту нету; надлежит здесь быть дохтуру и аптекарю с полною аптекою, а другому дохтуру в Астрахани, понеже лазарет в Астрахани великий; к Сулаку из Дербени и из Баку присылаются больные – одному дохтуру как можно везде усмотреть! Лучше людей жалеть, чем денег на жалованье дохтурам и лекарям».
Наш историк С. М. Соловьев говорит, что Долгорукий, не дожидаясь распоряжений из Петербурга, велел выдать солдатам жалованье из местных сборов персидскою монетою
