петиции о предоставлении подданным английской короны гарантии их полной независимости от власти короля Франции. Уже первый из этих статутов свидетельствует о том, что даже в самом начале войны многие англичане были убеждены в грядущей победе над Францией. Одним из самых любопытных пропагандистских текстов, предсказывающих конечный успех англичан в борьбе за французскую корону, является так называемое «Бридлингтонское пророчество».
По своей структуре «Бридлингтонское пророчество» представляет написанную гекзаметром поэму средней длины (около 600 строк), разбитую на двадцать девять небольших глав. В полном соответствии с традицией жанра,[383] автор стихов стремился вложить максимум информации в минимальное количество слов, использовать сложные аллегории, символы и ребусы, что чрезвычайно затрудняет интерпретацию этого текста. И все же, несмотря на то что все имена, географические названия и даты были зашифрованы, без особого труда можно было догадаться, что большая часть «пророчества» из Бридлингтона посвящена правлению Эдуарда III: текст начинается с предсказания низложения его отца (Эдуарда II), а заканчивается указанием на полную победу его сына (Эдуарда Черного принца) над Французским королевством. Дата составления и имя автора пророчества неизвестны. И хотя аноним, как и полагается предсказателю, использовал исключительно будущее время, большинство исследователей склоняются к тому, что он писал около 1362–1363 гг. Следовательно, большая часть текста являлась ретроспективой уже свершившихся событий, и только четвертая часть текста действительно предсказывала будущее, изображая его таким, каким хотелось бы его видеть самому «пророку» или его покровителям.
В первой главе, состоящей всего лишь из двенадцати строчек и являющейся, по сути дела, прологом к остальному тексту, анонимный автор смог не только рассказать о том, как он получил откровение, но также обозначить форму и главную тему всего сочинения. Поэт сообщает о том, как во время болезни, когда он, измученный лихорадкой, спал в своей по стели, его посетил Святой Дух, повелевший ему взяться за перо и записать в стихах откровение о грядущих событиях. Стихи содержат явные аллюзии на Откровение св. Иоанна Богослова [5,1]:
Вечный писец научил меня писать пером;
И мне приказал прожевать и проглотить книгу.
Полностью исписанную изнутри ароматно и приятно.
Он приказал о новых войнах мне сложить стихи,
Пребывая средь звезд, он по своей воле ниспосылает сладостные песни.[384]
В заключении к «пророчеству» автор снова подчеркивает, что все написанное им является не выдумкой, но откровением Святого Духа, полученным в форме вещего сна.[385] Ни в прологе, ни во всем остальном тексте автор ни разу не называет своего имени. В четырех списках, датируемых XIV в.,[386] а также в четырнадцати более поздних копиях[387] не содержится никакой дополнительной информации об авторе. Однако уже сам жанр пророчества
Массовое увлечение англичан политическими пророчествами началось в середине XII в. и продлилось по меньшей мере до конца XVII в. На протяжении всего этого периода самым популярным пророческим текстом оставалось предсказание Мерлина, вставленное Гальфридом Монмутским в «Историю бриттов». Вслед за Гальфридом ученые мужи Британских островов один за другим начали «разыскивать» и интерпретировать пророческие тексты, в первую очередь все того же Мерлина. В XIII–XIV вв. появляются новые откровения, приписываемые самым разнообразным авторитетам: Гильде, Беде Достопочтенному, Томасу Бекету, Эдуарду Исповеднику и т. д. Подобно Гальфриду, авторы этих пророчеств пытались «скрыть» имена своих персонажей, выводя их под видом животных и птиц. В отличие от библейских пророчеств, в которых животные олицетворяют целые народы и государства или сложные аллегории (Спасителя, Антихриста), в гальфридианской традиции, характерной прежде всего для британских откровений, животные и птицы представляли конкретных людей. Как правило, общий смысл всех политических пророчеств достаточно прозрачен, однако детали (в том числе такие важные, как имя государя) могут быть интерпретированы по-разному. Пророчества, с комментариями и без них, активно использовались хронистами. Делалось это не для того, чтобы приоткрыть перед читателями завесу грядущего, а скорее для «правильной» оценки прошлого и настоящего (
Ibid. P. 211.
British Museum MS Cotton Domitian A IX; Bodleian MSS Digby 89, Bodley 851, Ashmolean 1804 (около 1400 г.). В двух первых манускриптах есть приписка о том, что откровение было дано «регулярному канонику».
Cambridge University MSS Additional 3392, Kk.1.5 (D) no 4; Trinity College, Dublin MSS B.1.37, B.2.7; British Museum MSS Lansdowne 122, Additional 40,015, Royal 8C XVII, Cotton Titus D XII. Additional 24,842; Corpus Christi College, Cambridge MS 267; Westminster MS CA 27; Bibliothèque Nationale. Paris MS Fonds Latin 15082; Bodleian MSS Rawlinson D 225, D 366. Подробный анализ рукописей приведен в:
