в середине XV в., свидетельствуют о том, что человеку знающему не составляло особого труда отыскать подходящее имя для создателя «Бридлингтонского пророчества». Вполне возможно, что автор намеренно оставил в тексте намеки на Роберта Писца, известного своими учеными трудами, среди которых были комментарии на Апокалипсис и пророчества Ветхого Завета.
Впрочем, с середины все того же XV в. сочинителем «пророчества» все чаще и чаще назывался другой приор Бридлингтонской обители – Джон Твинг (ум. 1379 г.).[391] Правда, подобное авторство угрожало достоверности «пророчества» и делало неуместным для большей части текста употребление будущего времени. Однако Джон Твинг был единственным канонизированным монахом этой обители, следовательно, кому же, кроме него, могло быть даровано откровение Святого Духа. Именно в святости приора следует искать причину возникновения версии о том, что он являлся автором «Бридлингтонского пророчества». Приписываемое Джону Твингу авторство знаменитого откровения заняло достойное место среди легенд об этом святом. Поэтому неудивительно, что уже в первой половине XV в. появились списки пророчества, в которых его автором назывался Джон Бридлингтонский. Более того, в XV–XVI вв. некоторые владельцы старых анонимных списков сочли необходимым вставить в них пометки о том, что автором пророчества был не кто иной, как Джон Твинг.[392] Начиная с середины XV в. в Англии стали появляться первые изображения св. Джона Бридлингтонского, на которых святой муж держал в руках книгу как намек на составленный им текст пророчества.
Следует также отметить, что большинство самых ранних списков «пророчества» дошло до нас вместе с пространным прозаическим комментарием к нему. Судя по всему, этот комментарий был составлен вскоре после самого «пророчества», а именно между ноябрем 1362 г. (в тексте есть упоминания о возвращении домой знатных французских пленников после уплаты за них выкупа) и апрелем 1364 г., когда умер король Франции Иоанн II (о смерти которого ничего не сказано). Подобно автору «пророчества», комментатор попытался скрыть собственное имя, опасаясь навлечь на себя гнев королевских фаворитов или самого Эдуарда III. Однако, по всей видимости, он все же гордился проделанной работой и надеялся, что она не останется без награды. Посвящая свой труд молодому Хэмфри де Боэну, графу Нортгемптонскому, Херефордскому и Эссексскому, комментатор советовал ему, если тот захочет узнать его «тайное имя», прибавить к знаку следствия (nota consequentiae – «ergo») «голову от сожаления» (caput miserationis – «m»).[393] Этот простой ребус складывается в имя Джона Эргома. Поразительное проникновение комментатора в сложный авторский план и мастерская дешифровка сложнейшего текста «пророчества» навели исследователей на мысль о том, что Эргом комментировал свое собственное сочинение. К тому же чем ближе к концу комментария, тем чаще Эргом сбивается с третьего лица на первое, идентифицируя себя с поэтом. Известный глубокими познаниями в теологии и, кроме того, являвшийся регулярным каноником-августинцем из Йорка, Эргом мог довольно свободно посещать
British Museum MS Cotton Cleopatra C IV (XV c.); Bodleian MS Bodley 487 (XV c.); University of Chicago MS 697 (XV c.); Oxford, Ashmolean MS 337 (около 1600 г.); Cambridge, Corpus Christi Coll. 267 (XV c.) (
British Museum MSS Royal 8C XVII, Cotton Titus D XII; Bodleian MS Boldey 851.
