становится очень понятно, даже то, о чем не говорят. И тогда я смотрю и слушаю. Но, когда картинок нет, значит, говорят что-то неинтересное, непонятное, и можно не слушать, а представлять что-то свое.
Рене сглотнул. Точно – не в себе.
– А сейчас ты слушала?
– Да. Я люблю узнавать про хороших людей.
– Разве ты не знала о святом Мартине раньше?
– Знала. Но только то, что знали все. А сегодня узнала больше.
– Больше? По-моему, падре Мигель рассказал как раз то, что все давно знают…
– Вы так думаете, потому что не закрыли глаза… Падре умеет рассказывать даже то, чего не рассказывает, и картинки получаются, словно живые.
Рене беспомощно посмотрел на Жанну-Луи, потом на отца Мигеля, и почувствовал, что здесь, похоже, не в себе каждый из них. Или он один…
– А про плохих людей ты знать не хочешь? – зачем-то спросил он.
Жанна-Клод отрицательно покачала головой.
– Нет. Про таких никому не надо знать, чтобы не болеть. – И, положив руку на середину живота, добавила: – От плохого вот тут становится очень больно. Пока эту боль чувствуешь, еще есть надежда победить в себе зло. Но если боли нет, значит, пришла пора раскаиваться…
Рене снова оглянулся на Мигеля. Тот смотрел на них с улыбкой, которая появляется у людей, знающих чем все закончится и предвкушающих скорую развязку.
– А у отца Мигеля тебе нравится учиться? – разозлившись на монаха, спросил Рене.
Жанна-Клод слегка замялась, но потом все же кивнула.
– И ты много нового узнаешь?
Девочка помедлила и теперь отрицательно покачала головой.
– Не много. Часто я просто убеждаюсь в том, что мои знания были правильными. Но бывает просто очень интересно из-за картинок…
– Что же, например?
– Например, про Иисуса… Когда про него рассказывает наш священник отец Мине, или падре Фронте, видится всегда одно и то же – наше церковное распятие и крестный ход. А когда рассказывает отец Мигель, я вижу Иисуса, когда ему было столько же лет, сколько и мне сейчас. И такого я люблю его еще больше.
Рене чувствовал, что глупеет прямо на глазах.
– А разве отец Мигель знает, каким был Иисус в твоем возрасте?
Жанна-Клод засмеялась вдруг тихо и нежно, и смех её прозвучал так, будто зазвенел колокольчик.
– Он не знает. Но, когда он рассказывает, я это вижу.
«Колдовство!», – подумал Рене, чувствуя, как заползает в его душу заученный годами целой жизни страх перед ересью. «Колдовство, потому что я не должен это слушать, но хочу… Мне интересно!!!».
– И что же ты видишь? Ты расскажешь об этом или нельзя?
– Можно. Тому, кто хочет послушать, я всегда рассказываю обо всем, что вижу. Но только, если хочет…
– Я хочу. Говори.
– Иисус учился. Так же, как и мы, только другому, и не у себя дома, а в далекой
