же сильно, как и несколько минут назад, когда оглушительный взрыв грома над самой головой заставил Бовесского епископа Пьера Кошона испуганно вздрогнуть и несколько раз перекреститься.
– Чёртов дождь! Он никогда не кончится!
Человек, сидящий напротив епископа, почтительно поддакнул, но про себя подумал, что его преподобие поминает нечистого уже раз двадцатый. И это многовато для священнослужителя, даже в таком нервном и раздражённом состоянии, в котором пребывал Кошон с самого начала поездки.
– Ещё пара часов – и дорога раскиснет так, что нам придётся лезть в сёдла! А я и без того простужен. Вымокну – никакой лекарь уже не поможет: слягу окончательно!.. Передайте-ка мне вон ту бутыль, любезный. Там реймский кагор – отличное средство от простуды. Себе тоже налейте, только, умоляю, не много! Если наша с вами миссия не увенчается успехом, это вино станет бесценным, ибо область, его производящая, доступной для нас более не будет.
Спутник епископа, затаив дыхание плеснул себе вина на один глоток, и снова подумал, что даже для священнослужителя его преподобие скуп сверх меры. Если так пойдёт и дальше, не придётся ли пожалеть о смене хозяина, отправившего его в спутники к этому скряге? Прежний-то, того и гляди, войдёт в силу, а у нового дела складываются не лучшим образом… Хотя – как повернётся. И, может быть, услуга, которую он намерен оказать, поспособствует не только укреплению позиций нового господина, но и поможет его верному слуге продвинуться, скажем, к рыцарскому званию.
Новый раскат грома словно взорвал воздух вокруг кареты и заставил перекреститься уже обоих.
– Эта гроза как будто кружит над нами! – обиженно проговорил Кошон. – Минуту назад казалось, что ушла, и вот – нате пожалуйста – вернулась!
– Может, Господь гневается за что-то, ваше преподобие?
Глаза Кошона от злости стали бурыми. Последнее время он вообще выходил из себя, когда кто-то в его присутствии заговаривал о Божьей воле.
Но сейчас, без защиты каменных стен своей резиденции, епископ поостерегся открыто выражать собственный гнев. Кто знает – а вдруг?
«Однако, сердит Господь или нет, наверняка знать никто не может, – подумал он, – а вот герцог Бэдфордский совершенно определённо вышел из себя. Да и Филипп Бургундский ещё неизвестно как нас встретит… Тут со всех сторон жди беды!».
– Вы, сударь, чем разбираться в Божьем провидении, лучше продумайте ещё раз, что станете говорить его светлости, – сердито проворчал епископ. – Герцог не любит путаную речь и невнятные мысли. Если удостоит вас беседы, растерянности не потерпит.
– Я давно всё продумал…
– И дерзость свою умерьте! Филипп собственные интересы ставит превыше всего, а ваша личная заинтересованность в этом деле слишком заметна. Слишком! Вы меня поняли, надеюсь?
– Да. Благодарю вас, ваше преподобие. Я буду следить за собой…
* * *
В замке Бургундского герцога будто знать ничего не хотели о плачевных делах его английского союзника. Здесь всё дышало предвкушением свадебных торжеств, турниров и прочих увеселений, на которые Филипп приказал не скупиться. Поэтому появление мрачного Кошона в часы дневной аудиенции не прошло незамеченным на фоне всеобщей беззаботности.
– Боже мой! – воскликнул герцог, едва оказался в зале для приёмов. – Вас ли я вижу, любезный епископ?! По такой-то погоде вы отважились на поездку к нам? Это трогательно и – в каком-то смысле – даже отважно!
Кошон поклонился. Долгие годы служения правителям и наблюдения за ними не дали ему обмануться. И предсвадебное легкомыслие Бургундского двора, и радостное, но фальшивое изумление самого герцога – которому перед своим приездом его преподобие отправил как минимум двух посыльных, так что ничего неожиданного в этом приезде для него не было – служили здесь тем надёжным щитом, за которым можно было укрыться до поры. Или, говоря иначе, до тех пор, пока изменившийся перевес сил не прекратит балансировать и не подскажет действия, наиболее выгодные в этой новой ситуации.
– Я привёз вашей светлости подарок к свадьбе, – быстро подстроившись под общий тон, заговорил Кошон.
И даже выдавил из себя улыбку.
– Подарок?! – вскинул брови герцог. – Я обожаю подарки, Кошон, но, кажется, дарить их ещё рано.
С усмешкой, якобы растерянной, он осмотрел толпу своих придворных, будто ища их поддержки, и все послушно рассмеялись.
– Всё хорошо к своему времени, – смиренно произнёс Кошон. – И подарок подарку рознь. Свой скромный дар я, разумеется, пришлю ко дню вашей свадьбы, но этот передан человеком, который торопится выказать вашей светлости особое расположение и не нашел более подходящего случая.
– Кто же он?
– Вашей светлости
