почтительно протянул его вперед. На тёмно-фиолетовом бархате мягко переливался генуэзский кинжал.
– Красиво, – произнёс Филипп.
Он постоял над подарком, заложив руки за спину, затем повернулся к Кошону.
– Однако, учитывая вашу предварительную речь и последние военные успехи «Буржского королька», я надеялся, что его первый министр будет щедрее в своей расположенности. Этот подарок, по правде говоря, более уместен для любовницы.
– Это лишь часть подарка, – понизил голос Кошон.
Потом быстро окинул глазами зал, удостоверяясь, что никто не задержался, и показал на господина, всё ещё не вставшего с колен.
– Главный дар перед вами.
Филипп обернулся, присматриваясь.
Нет, он не знает этого человека. Белёсые ресницы… да и сам весь какой-то блёклый, словно прилипшая к стене моль. Вот только взгляд… Ужасно неприятный взгляд!
– Кто это?
– Жан де Вийо, ваша светлость, – тихо, но значительно забормотал епископ. – Бывший порученец при дворе покойного ныне герцога Анжуйского, отправленный им когда-то в Шинон за непочтительное отношение к мадам герцогине… Последнее время он служил в замке, в донжоне… Там… ну, вы понимаете? Где останавливалась эта, с позволения сказать, Дева…
Кошон говорил и смотрел при этом так, словно за каждым словом скрывался многозначительный вопрос: «Вы понимаете – ЧТО это значит?!». И в том, как еле заметно переменилось лицо герцога, он увидел ответ – да, Филипп понял!
Обиженный придворный… Тот самый мелкий дефект в ладно подогнанных доспехах благополучия, который всегда являет себя самым подлым и неожиданным образом, лопаясь, трескаясь, раскрываясь над уязвимыми местами именно в тот момент, когда удара здесь никто не ждёт. Ничтожная блоха, не удостоенная внимания, когда позволила себе вылезти, и больно куснувшая не абы когда, а в разгар чумы… Одним словом – то обстоятельство, которое Провидение всегда использует, пребывая в дурном расположении духа…
В другое время Филипп побрезговал бы. Но только не теперь! И не с такими именами…
– И что вы такое, сударь, раз уж вас назвали подарком? – спросил он.
Неподвижные, с тяжёлыми отцовскими веками глаза способны были смутить любого. Но де Вийо оказался достаточно внимательным ко всем переменам в интонациях и взглядах, чтобы понять – им заинтересовались всерьёз. Поэтому, не смущаясь, тем же шутовским тоном, которым когда-то дерзил герцогу Анжуйскому, он ответил:
– Я ценные сведения, ваша светлость.
ШАГ НАЗАД
«Вот теперь я отомщу!»…
Подслушав после завершения проверки разговор мадам Иоланды с Жанной, конюший Жан де Вийо не мучился долгими размышлениями о том, у кого искать поддержку своему порыву. Во всём, что касалось отношения к герцогине Анжуйской, не было у него души более родственной, чем господин де Ла Тремуй.
С того самого дня, как мадам привезла в Шинон дофина и весь двор, де Вийо только
