подобное, Ла Тремуй сразу напускал на себя вид смиренно скорбящего. А в последние дни скорбь вообще не сходила с его лица. Дофин даже попенял ему, дескать, в период таких успехов следует смотреть веселее. На что Ла Тремуй только слабо улыбнулся. Он готовил почву и боялся лишь одного – не перехитрить бы самого себя и не пропустить момент, когда удобнее всего будет дёрнуть за все верёвки, чтобы полновесно обрушить на Шарля разоблачение!
А момент был уже близок…
Ла Тремуй провёл ладонью по запотевшей шее и улыбнулся. Эта Катрин оказалась весьма умелой. Ей всего-то и было сказано – осторожно внушать всем, что Дева изыскивает средства на содержание армии.
«… К примеру, может же она попросить отдать ей – Спасительнице – всё ценное, что осталось. Разве кто-то посмеет отказать? А выполненная один раз просьба легко превращается в приказ при умелом подходе». Это неопределённое замечание министр ненароком обронил в разговоре с де Вийо, но тот явно понял…
Трудно сказать, кто из них – сам ли он, или мадам Катрин – выдумали эту неведомую святую в золотых одеждах? Во всяком случае, вещая о ней на каждом углу, мадам пророчица была очень убедительна. Многие верили. И Ла Тремуй, с тайным удовлетворением уже не раз замечал на лицах в толпе то, особое удивление, которое обычно предшествует разочарованию.
Одно плохо – эта кликуша, при всём своём двурушничестве, всё же считала себя вполне набожной и сильно струхнула, когда в Труа этот блаженный монах, отец Ричард, завопил о святости Жанны. Так струхнула, что едва не сбежала в какой-то монастырь, где, по словам де Вийо, собиралась замаливать свой грех. Ла Тремуй тогда запретил. Однако, внимательно послушав монаха, чуть было запрет не снял, и передумал только потому, что два всегда лучше, чем один.
Он до сих пор ломал голову, кто мог подослать этого отца Ричарда – англичане или герцог Бургундский? Но, кто бы ни был, он здорово помог.
О том, что монах был искренен сам по себе и речи идти не могло! Только злейший враг пожелал бы Жанне такую славу, которую он ей создавал, работая куда тоньше мадам Катрин!
Божья помазанница! Без пяти минут, та самая ересь, которую так ждут епископы-пэры! И, в то же время, какая подсказка поверенным герцогини Анжуйской, кто недоволен трусоватостью дофина! А за руку не поймаешь – святой отец восхваляет Деву Франции, и это особенно ценно, потому что сам-то он англичанин!
«О, Господи, благослови того, кто научил этого монаха, кем бы этот человек ни был!».
Ла Тремуй снова покосился на темно-синий полог, из-за которого донёсся очередной взрыв хохота. Может, всё-таки войти? Но, нет. Ему был нужен сын мадам Иоланды Шарло, и нужен, вроде бы, случайно, а там, в шатре, во всеобщей сутолоке, когда начнут расходиться, ничего случайного уже не получится.
– Что вы тут делаете, Ла Тремуй? – вывел его из задумчивости низкий голос Танги Дю Шастеля.
Министр с достоинством обернулся.
– Дела,
