смог бы носить. И все же король был не настолько разгневан, чтобы заставить художника переписать картину.
В Британии XVIII века идеализированное отображение идеи семейственности получило широкое распространение во всех слоях общества. Жанр вышел за рамки высших аристократических кругов и приобрел большую популярность среди представителей преуспевающего среднего класса, которые очень охотно подхватили идею возможности показать себя в домашней обстановке, в окружении разного рода имущества – вроде восточного фарфора и пестрых индийских тканей, что служило вещественным подтверждением их социального статуса. Производительность труда художников в сравнении со средствами репродукции картин была, разумеется, невысокой. Нужно отметить, что окружение персонажей картины чаще всего приукрашивалось или придумывалось художником для того, чтобы представить зрителю несколько улучшенную действительность; даже одежда изображаемых нередко являлась реквизитом самого художника. Не только голландская жанровая живопись (пример портрета королевских детей Ван Дейка), но и сама реальность XVIII века подгонялась под идеальные представления. Вильям Этертон и его жена Люси жили в доме, из окон которого были видны узкие тропинки, ведущие к полуразрушенному дому мясника. Зато на картине Артура Дэвиса 1742–1744 годов супруги изображены в своей гостиной, из окон которой виден прекрасный сад. Растения, будучи продуктом торговли и расширения колониальных пространств, приобретают не меньшую ценность, чем прекрасные шелка и кружева, в которые облачена пара, или фарфоровая ваза, украшающая интерьер.
Подобная сосредоточенность на материальной составляющей дома отражала новые реалии товарного мира. Раньше обручение и клятва, а не сама свадебная церемония были основными элементами трехступенчатой системы вступления в брак. К XIX веку временной интервал между помолвкой и церемонией стал длиннее, в основном для того, чтобы у невест была возможность накопить приданое. В него включались вещи, самые необходимые для того, чтобы обставить дом, без чего свадьба казалась незаконченной. Дом и женитьба приобрели неразрывную связь между собой, а покупка и владение предметами домашнего хозяйства стали синонимом свадьбы. В романе Энтони Троллопа «Можно ли ее простить?» (1864–1865) фермер, ухаживая за своей потенциальной невестой, демонстрирует ей свой дом, стараясь не упустить ни одной «мелочи из Китая, Делфта, ни одного стакана или тарелки», а затем предлагает ей оценить качество одеял, добавляя последние мотивирующие слова: «В моем доме нет ни одной спальни, которая не была бы обставлена мебелью красного дерева!» Ценность мужчины как потенциального мужа тесно переплеталась с ценностью его дома и его мебели, поскольку жена получала их в придачу к нему самому.
К этому времени в состоятельных кругах Британии господствовало четкое правило: мужчина, как образец чести и благородства, не имел права делать женщине предложение до тех
