и обомлел – она застыла, следя за каждым моим действием, а из её глаз градом катились слёзы, окончательно вгоняя меня в ступор.
Откуда такие реакции и перемены настроя? Насколько всё плохо в её детском виденье и отношении чужих к их беде? Решил оставить эти щекотливые вопросы об отношениях и проказе: спрашивать у неё значило получить ещё больше разрозненной и обрывочной информации, которая сильнее запутает. А может и вообще спровоцирует её на нападение. Тут я понял, что необходимо быть крайне осторожным в словах и собственном поведении. Для мухоморчика состояние девушки и отношение к ней крайне важнó.
Как бы то ни было, буду исходить из того, что есть. А есть позабытая и тем самым спасённая от огня гнильца на листьях. Этой чёрной заразой стоит заняться – очень уж она привлекла внимание. Но что делать с плачущим ребёнком? Её нужно как-то успокоить. Знать бы ещё, как это делается.
– Я не знаю, о какой проказе ты говоришь, – честно признался я, – но, может быть, ты слишком тревожишься? Зелье хорошо регенерирует рану.
– Внутри, – всхлипнула проводница, ладонями утирая безостановочные слёзы. Лиса опустила голову, ткнувшись носом в её шляпу. Я почувствовал, как тревожная печаль и ярость, повисшие в воздухе, начали успокаиваться.
Её ответ заставил меня задуматься. Но я ведь предусмотрел этот момент, когда подбирал формулу. В моей памяти были ситуации, когда Каша боролась именно с внутренним заражением, из раза в раз повторяя, что «не всё вернό, что наверху».
– Если внутри всё ещё есть какое-то заражение, то среагирует пыльца чистоцвета. Но из того, что я уже вижу, реакции нет. Глядя на тебя, я теперь не совсем уверен, но пока процесс идёт успешно.
Я, обмотав ладонь лоскутом, снял с костра опустевший котелок: соляной раствор в нём окончательно выкипел, осталось сполоснуть чистой водой и можно готовить.
Попутно размышлял о том, почему всё это умею. Бабка учила меня разному, но напрямую лéкарству – нет. Делала всегда всё сама, я только на подхвате был: приносил-уносил нужное, слушал, держал, наблюдал. Единственное, чем сам занимался из этой области, когда выдавалась возможность – учился сшиванию. В этом мне помогала Анка. Иногда она приносила с охоты зайцев либо раненных, либо недавно убитых – и я оттачивал свои навыки на их ещё мягкой коже.
– Если тебя это утешит, – продолжил я, – то знай, что я останусь с вами, пока идёт заживление. Это займёт ещё несколько часов. А дальше буду ориентироваться на состояние девушки и её восстановление сил. Но этому можно подсобить.
– Как? – я услышал хрупкую заинтересованность в голосе.
– Сытным питанием и покоем. Она потеряла много крови и энергии, для хорошего восстановления одной алхимии будет мало. Добавляя к этому, я совсем забыл спросить – откуда такая рана? И как давно?
Мухоморчик кивала моим словам, после обратилась к лисе и снова зафыркала. Та благосклонно прикрыла глаза, шевеля ушами и поднимаясь с места. Я зачарованно смотрел
