заходили ко мне сзади и, плотно приложив свои ладони к моим ушам, крепко обхватывали мою голову и приподнимали меня высоко над землёй, произнося, при этом, ставшую потом такой родной и привычной для меня, фразу: «Хочешь увидеть Алексея-бобо? Во-он он!» Я смеялся вместе со всеми и пытался рассмотреть: где-же этот загадочный Алексей-бобо, но никого перед собою не видел.
Так звали известного на всю Бухару русского учёного, этнографа, археолога и просто замечательной души человека, отличающегося своим высоким ростом, удивительно добрыми живыми глазами и проживавшего в маленькой келье в одном из медресе, стоящих друг напротив друга и именуемых как Кош-мадраса. Почему Сергея Николаевича Юренева звали «Алексей-бобо», мне так никто и не объяснил. Да это и не важно.
Сейчас, по прошествии стольких лет, часто вспоминая свои детские впечатления, я очень сожалею, что ни разу так и не встретился с этой незаурядной личностью. А ведь он жил совсем рядом со мной! Мне было 18 лет, когда его не стало. В таких случаях принято говорить «не судьба».
И все-же, отдавая дань его светлой памяти, мне хочется привести отрывок из книги любимого и почитаемого мною литературных авторов – И. Губермана, удивительно живописно, точно и сочно отразившего характер человека, прошедшего через невероятные лишения, но сохранившего глубокую порядочность и человечность до самого последнего своего дня.
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ И. ГУБЕРМАНА «ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ»
…Была ещё с собой записка – дал приятель к давней своей соученице, здесь работавшей в каком-то местном научно-медицинском заведении. Она ровесницей была, но выглядела много старше. Некрасивая, добрая, провинциальная, явная и очевидная неудачница в личной жизни – из тех, кто надежнейшими друзьями бывают, а на большее и не претендуют с годами, довольствуясь хоть какой-то нужностью своей кому-то. Большое везенье таких женщин, обделённых собственной фортуной, если находится объект опеки, заботы, привязанности или поклонения.
У этой – был. С таким значением и с таким глубоким чувством произнесла она фамилию: Юренев, что не посмел Рубин спросить, о ком, собственно, речь. Но она торопливо рассказала сама. Даже похорошела от возбуждения, излагая сведения из Брокгауза и Ефрона. Впрочем, и из жизни самого Юренева, к которому немедленно Рубина повела, с очевидностью делая гостю душевно ценный и существенный подарок.
Был Сергей Николаевич Юренев, к которому они шли, – из дворянского рода, начинавшегося некогда в Польше, а с четырнадцатого века – широко известного на русской службе. Среди них был стрелецкий сотник, прославленный защитой Соловецкого монастыря от шведов, были полководцы, вице-губернатор, деятели искусства и сенаторы.
А в двадцатых годах прихотливые водовороты российских судеб вынесли Юренева Сергея Николаевича в город Тверь. И служить он
