человека. Во-вторых, на возрастные перемены в человеке. Все остальное, что касается трагедии – от лукавого.
Очень тяжело на сердце от козлиной песни. Не каждый сможет дослушать ее до конца. От нее сердце начинает испытывать особую физическую боль. Я сам тому свидетель, и знаю, что говорю! Привыкнуть к этой боли невозможно. Не сродни ли она предсмертной тоске, которую А. Г. Амбрумова назвала психальгией. В 99 случаях из 100, психальгия заканчивается самоубийством. Ни чувство изначальной греховности, ни вина, ни страх смерти, поющий свою предсмертную песнь козел, естественно, не испытывал. То, что он делал, несомненно, он подавал сигнал. И этот сигнал, воспринимаемый так тяжело человеком, вероятнее всего несет для нас важную информацию о жизни. Эта информация, вероятнее всего, предчувствие беды (горя).
Горе суть трагедии тридцатилетней женщины, так превосходно описанное Оноре де Бальзаком. Оно же охватывает и сорокалетнего мужчину. Лучше Василия Макаровича Шукшина, никто это горе не описал. Не случайно второй его трагический герой, так же 40-летний крепкий мужик носил в своем имени Егор Прокудин, свою судьбу – горе. Эта судьба и закончилась горем, для всех, кто его успел полюбить (Горе блатная кличка, если помните, антипода Егора Прокудина, застрелившего его). Трагедия всегда есть горе. «Горе» – герой многих русских народных сказок. У нас оно, русских, – безысходное горе!
Передо мной не стоит задача написать философию трагедии. Если же говорить о психологии трагедии, то моему мнению, горе – ключевое слово к содержанию и смыслу этой психологии. Не только мой жизненный опыт и знание, так сказать, литературных источников, посвященных трагедии, привели меня к такому пониманию ее психологии. 30-ти летняя практика врача-психотерапевта сыграла при этом главную роль. У меня есть все основания утверждать, что вся деятельность врача – трагична! Не буду раскрывать этого утверждения. Мои коллеги меня поймут, что я имею в виду. Остальные пусть поверят в правдивость данного утверждения, или о нем забудут.
Точно также я ставлю своей задачей описать особенности национального русского характера. Это я уже сделал в сборнике рассказов «101 километр». Хотя, естественно, не тешу себя иллюзией, что эту тему я полностью исчерпал. Здесь, в этой книге, я анализирую феноменологию человеческой жизни с точки зрения ее конечности. Ибо, зная, как определить формулу смерти, я, во-первых, не знаю ответов на многие вопросы, которые непременно возникают перед каждым, кто поверит, что такое возможно. Вот эти ответы здесь я и ищу. Во-вторых, я хочу сообщить о своих находках на данном пути всем тем, кто уже (я ведь не первый раз публично выступаю о формуле смерти) знаком с формулой смерти и, возможно, себе и своим близким ее вычислил, как и тем, кто это еще только собирается это делать. Конечно, профессиональных
