приподнимает бровь. Она ловит себя на мысли, что, возможно, не должна была делать этого. Что, возможно, на самом деле никто не осмеливается перебивать его, а она снова нарушает какие-то правила. – Нет, я имею в виду, не нужно упрощать. Я бы хотела понять, если собираюсь здесь…
…дожить до тех пор, когда смогу сбежать…
– …не умереть.
– А, – бесцветно отвечает он. – Я не думал, что вам, людям из-за леса, это интересно.
Торн знает, что реликты не только не могут лгать, но и прекрасно чувствуют, когда лгут им. Знала по себе. И с удивлением понимает, что не лукавит ни словом:
– Мне правда интересно, и я правда хочу понять.
Ей кажется, что она улавливает легкую тень улыбки на его бледных губах, прежде чем он поворачивается к ней и вглядывается в ее лицо в ответ.
– Продолжаешь смотреть прямо на меня. Продолжаешь спорить со мной. Восхитительная смелость. Тебе будто совсем не страшно.
Она хмурится, злится, и ее свет сейчас заметен даже ей самой в темноте этих крон.
– Ты сам прекрасно знаешь и чувствуешь, что страшно. Страх – это инстинкт.
– И тем не менее ты говоришь со мной, как могла бы говорить с кем угодно.
– Я не знаю тебя. В некотором роде, ты и есть «кто угодно» для меня, разве нет?
Туиренн, кажется, изумлен. Прикладывает руку к груди и смотрит на нее округленными в притворном возмущении глазами.
– Никогда не слышал ничего более наглого. Скажи мне, Торн, – его длинные пальцы сжимают перила балкона. Она слышит слабый скрип его кожаных перчаток, но смотрит только на его лицо, когда он подается вперед, к ней. – Такая смелая. Раскрой я перед тобой свою темную душу чудовища, ты зажмуришься? Или продолжишь смотреть прямо, в самую суть?
Ей трудно выдержать взгляд этих золотых глаз. Все в ней осознает, что перед ней – тот самый чудовищный темный незнакомец, о котором предупреждают все сказки и истории с самого детства. И в то же время она слишком четко понимает реальность происходящего.
А в реальности не существует однобоких образов из сказок. А значит, у него, как и у всех, должны быть другие стороны. Живые стороны.
Ведь он живой. Перед ней, здесь и сейчас.
– Всегда хотела взглянуть прямо на солнца, хотя все говорили, что это было бы больно, – она пожимает плечами. – Раз на нашей земле солнц не видно, сойдет и темная душа чудовища.
Туиренн смеется. Она видит, как блестят его острые клыки.
– Хорошо. Хорошо, ладно, это замечательный ответ, он мне нравится, – он отстраняется. Улыбается.
Развлекла чудовище, можно немного пожить. Молодец, Торн.
– Возвращаясь к тому, что я хотел сказать… неприлично растянув свои извинения, Тене – реликты, если тебе так привычнее – не совсем «чувствуют» эмоции. Мы и есть эмоции, Торн. Мы с тобой из разных подвидов, поэтому моя грискорнская вспышка была тебе непривычна. Ты ведь и сама должна была замечать за собой, нет?
Она
